13 декабря 2021 г.

Аматарам кавы і падарожжаў. Гісторыя чацвертая.
Кава па-мальтыйску разам з Караваджа і Жыгімонтам Каралем Радзівілам
Сёння падчас віртуальнага падарожжа ў часе і прасторы мы зазірнем на Мальту, дзе гатуюць каву па-мальтыйску, наведаем беларускія Сталовічы і даведаемся, якая сувязь існуе паміж знакамітым мастаком Караваджа і Жыгімонтам Каралем Радзівілам, уладальнікам Сталовічаў.


У кожнага аматара кавы ёсць свой любімы напой. Нехта любіць эспрэса, камусьці падабаецца латэ, іншыя і дня не могуць вытрымаць без капучына. Значна радзей у кавярнях прапануюць каву па-ірландску, а каб пакаштаваць каву па-мальтыйску, ўвогуле трэба паехаць на Мальту. Гатуецца яна па адмысловаму рэцэпту — з кактусавым лікерам “Байтра” і вяршкамі.



Гісторыя “Байтры” пачынаецца ў 16 ст., калі на Мальту з Новага Свету прывезлі апунцыю інжырную. У тыя часы ў хрысціянскім свеце лікёр, як і каву, выкарыстоўвалі хутчэй як лекавы сродак. А рыцары-мальтыйцы, як мы добра ведаем, праславіліся не толькі апекай над паломнікамі, якія накіроўваліся на Святую Зямлю, але і шматлікімі шпіталямі, у якіх аказвалі медыцынскую дапамогу хворым. Менавіта з гэтым звязана яшчэ адна назва рыцараў — гаспітальеры.



Адзін з такіх шпіталёў быў заснаваны ў канцы 12 стагоддзя ў горадзе Акка. На яго месцы ў сярэдзіне 18 ст. была пабудавана турэцкая крэпасць. Апекуном ордэна з’яўляецца Святы Ян (Іаан) Хрысціцель. Адсюль — яшчэ адна назва рыцараў-мальтыйцаў — іааніты.



Цікава, ці падабалася кава з кактусавым лікёрам аднаму з самых вядомых рыцараў-мальтыйцаў — знакамітаму Караваджа? Шчыра кажучы, наўрад ці ён яе ўвогуле спрабаваў. На здароўе мастак не скардзіўся, калі быў на Мальце, а ў лакандах (італьянскіх тракцірах для простага люду), куды ён часта заходзіў, гандлявалі віном…

На пачатку 17 ст. Караваджа стаў самым знакамітым мастаком у Італіі. Ён стварыў шэраг шэдэўраў, у тым ліку і знакамітую “Мадону дзі Ларэта”, напісаную для капліцы Кавалеці касцёла Сант-Агасціна ў Рыме.



Але следам за ім ішла нядобрая слава парушальніка закона: нашэнне халоднай зброі без дазволу, скандалы ў тракцірах і, нарэшцэ, забойства чалавека ў Рыме і смяротны прысуд. Каб пазбегнуць кары, мастак вымушаны быў бегчы з Рыма. 12 ліпеня 1607 г. Караваджа ступіў на бераг Мальты, дзе ў хуткім часе быў прыняты Вялікім Магістрам Алофам дэ Вільянкурам. Магістр, які быў вялікім аматарам мастацтва, прапанаваў Караваджа заняцца аздабленнем касцёла святога Яна Хрысціцеля ў сталічнай Валеце, а яшчэ заказаў свой партрэт. Дзве карціны мастака — “Святы Еранім, які піша” (“San Girolamo scrivente”) і “Усячэнне галавы Яна Хрысціцеля” і сёння ўпрыгожваюць храм і прывабліваюць шмат турыстаў.

Апошняя з іх — адзіная карціна, на якой Караваджа пакінуў свой аўтограф. Імя Michelagnolo Merisi (Мерызі — сапраўднае прозвішча мастака) напісана ўнізе карціны кроплямі крыві, якая выцякае з перарэзанага горла Хрысціцеля. Перад аўтографам стаіць літара F — frate — брат ордэна іаанітаў. За свае заслугі перад ордэнам Караваджа быў прысвечаны ў яго, прычым без абавязковых папярэдніх выпрабаванняў.



8 студзеня 1612 г. менавіта перад гэтай карцінай у Араторыі храма з запаленай свечкай у руках, стоячы на каленях, прыносіў зарок паслушэнства, цноты і галечы сын Мікалая Хрыстафора Радзівіла Сіроткі Жыгімонт Караль. Выслухаўшы гэтыя абяцанні, Вялікі Магістр Мальтыйскага ордэна Алоф дэ Вільянкур перавязаў поясам шырокую вопратку маладога княжыча, што сімвалізавала адмову ад былой свабоды, а затым ўручыў яму аголены меч і залатыя шпоры. Меч даваўся рыцару для абароны ўсіх удоў і сірат і паражэння ворагаў хрысціянскай веры. Залатыя шпоры, якія пакрываліся пылам і брудам, калі імі карысталіся ў штодзённым жыцці, сімвалізавалі пагарду рыцара да скарбаў і карыслівасці.



Стаць рыцарам-мальтыйцам мог далёка не кожны, хто гэтага жадаў. Кандыдат павінен быў належаць да знатнага роду, а яшчэ прайсці выпрабаванне — два гады правесці ў моры, на галерах ордэна, каб даказаць сваю мужнасць і адвагу. Жыгімонт Караль, у адрозненне ад Караваджа, прайшоў такое выпрабаванне і прыняў удзел у шэрагу вайсковых экспедыцый, у тым ліку ў Паўночную Афрыку і на Карынф.

Рашэнне “падпяразацца на рыцара” Жыгімонт Караль прыняў пад уплывам мальтыйскага кавалера Марціна Судо і прыара ордэна Кастэлета, калі вучыўся ў балонскім універсітэце (1608 г.). Яны ж суправаджалі яго на Мальту ў снежні 1610 г. Але перад гэтым Жыгімонт Караль павінен быў атрымаць дазвол ад свайго бацькі на ўступленне ў Ордэн і наведаў Нясвіж. Сіротка спачатку не ўхваляў рашэнне сына, бо вельмі добра ведаў, што мусульмане не мелі літасці да мальтыйскіх рыцараў, якія траплялі ў палон. Аднак Жыгімонт Караль заставаўся непахісны ў сваім рашэнні, і бацька вымушаны быў саступіць. 9 снежня 1610 г. Сіротка напісаў ліст генералу Мальтыйскага ордэна Сцыпіёну Баргезе, у якім прасіў пратэкцыі для сына, і Жыгімонт Караль выправіўся ў дарогу. (Сцыпіён Баргезе быў пляменнікам папы Паўла Y і вялікім прыхільнікам творчасці Караваджа).



Каб забяспечыць свайму сыну высокае становішча ў ордэне, Мікалай Хрыстафор заснаваў першае на нашых землях мальтыйскае камандорства, у якое ўвашлі маёнткі Сталовічы і Пацейкі. Права прызначэння сталовіцкіх камандораў належала Радзівілам. Згодна з умовай, гэтую пасаду займаў мальтыйскі рыцар з роду Радзівілаў, а калі такі адсутнічаў, то рыцар з падданых княства, і толькі пасля — рыцар з Польскага каралеўства.



З Мальты ў Нясвіж Жыгімонт Караль вярнуўся незадоўга да смерці бацькі. Калі 28 лютага 1616 г. Сіротка адышоў у іншы свет, Жыгімонт Караль па тэстаменту атрымаў маёнтак Дзераўная з мястэчкам Хотава, а таксама Крошын і Калдычова. У Крошыне, які стаў яго рэзідэнцыяй, камандор адкрыў шпіталь для бедных, у Дзераўной пабудаваў уніяцкую царкву, а ў Сталовічах — драўляны касцёл Святой Марыі і Яна Хрысціцеля.
Пробашч Сталовіцкага касцёла меў права насіць мальтыйскі крыж. Кожны панядзелак у касцёле адбывалася імша па спачыўшых магістрах і рыцарах Мальтыйскага Ордэна са спяваннем літаніі. Па аўторках маліліся за зберажэнне Вялікага Магістра і рыцараў-мальтыйцаў. На вялікія святы і штопятніцу адбываліся хросныя хады за мір і зберажэнне Мальтыйскага вострава і Ордэна ад турак. Напярэдадні свята Панны Марыі (8 верасня) служылі абедню за братоў-рыцараў, якія загінулі ў Вялікай аблозе Мальты туркамі ў 1565 г.



У 1639 г. у Сталовічах па загаду Жыгімонта Караля была пабудавана мураваная Ларэтанская капліца, куды памясцілі скульптуру і абраз Найсвяцейшай Панны Марыі Ларэтанскай. Беларускі гісторык і архівіст Сяргей Рыбчонак выказаў меркаванне, што абраз Жыгімонт Караль мог набыць у Ларэта, праз які ў 1610 г. накіраваўся на сустрэчу са Сцыпіёнам Баргезе. Маці Божая лічылася апякункай мальтыйскіх рыцараў, бо менавіта на яе свята, 8 верасня 1565 г. завяршылася Вялікая аблога Мальты туркамі. Магчыма, што Баргезе ўласнаручна асвяціў гэты абраз, каб ён ахоўваў новага рыцара ў барацьбе з ворагамі хрысціянскай веры.

Жыгімонт Караль займаўся не толькі справамі Сталовіцкай камандорыі. Ён прыняў удзел у Трыццацігадовай вайне (1618-1648 гг.) на баку Габсбургаў, удзельнічаў у Хоцінскай бітве з туркамі ў 1621 г., у баях пад Смаленскам супраць маскоўскага войска (1632-1634 гг.). У 1625 г. Жыгімонт Караль Радзівіл узначаліў познаньскую камандорыю, а напрыканцы жыцця марыў стварыць у Рэчы Паспалітай асобны прыарат Мальтыйскага ордэна. На жаль, гэтым марам не суджана было здзейсніцца. У 1639 г. здароўе камандора рэзка пагоршылася, ў хуткім часе ён выправіўся ў Італію на лячэнне і на радзіму ўжо не вярнуўся.

Незадоўга да смерці ён вырашыў яшчэ раз пабываць на Мальце. 5 лістапада 1642 г., па вяртанні з Мальты, слынны рыцар памёр у горадзе Асізі і быў пахаваны ў касцёле Святога Францыска. Браты-мальтыйцы палічылі вартым ушанаваць памяць пра Жыгімонта Караля ў касцеле Яна Хрысціцеля ў Валеце. Менавіта там пахаваны каля 380 самых знакамітых рыцараў-мальтыйцаў, у тым ліку і Вялікі магістр Жан Парызо дэ Ла Валета. Пра заслугі Радзівіла перад Мальтыйскім ордэнам нагадвае помнік, устаноўлены ў гэтым храме.



Па легендзе, перад смерцю Жыгімонт Караль паспеў перадаць свой камандорскі крыж блізкаму сябру і брату па Ордэну Мікалаю Уладзіславу Юдзіцкаму. Ён і стаў наступным сталовіцкім камандорам. Затым гэтую пасаду займаў брат Мікалая — Томаш, а з 1688 г. — Казімір Міхал Пац (?-1719 г.)



Частка даходаў ад Сталовіцкай камандорыі накіроўвалася на Валету. Магчыма, гэтыя сродкі пайшлі і на аздабленне сабора Яна Хрысціцеля ў Валеце. У другой палове 17 ст. гэтым займаўся вядомы мастак Маціа Прэці. Ён быў паслядоўнікам Караваджа і рыцарам-мальтыйцам. Будаўніцтва велічнага мураванага касцёла Яна Хрысціцеля ў Сталовічах пачалося ў 1740 г. 50 000 злотых на гэта выдзяліў тагачасны ўладальнік мястэчка, рыцар Мальтыйскага ордэна, камандор познаньскі і сталовіцкі Міхал Дамброўскі. Паводле задумы архітэктара Іосіфа Фантана старажытная Ларэтанская капліца была ўключана ў новы храм у якасці прэсбітэрыя. Завяршаў будаўніцтва знакаміты стваральнік віленскага барока Ян Глаўбіц (1743–1746 гг.), па праекце якога былі створаны пышныя алтары касцёла.





Дзейнасць Мальтыйскага ордэна на нашых землях была скасавана ў 1817 г. Пасля паўстання 1863 г. храм перадалі праваслаўным і пераасвяцілі ў гонар Святога Аляксандра Неўскага. Скульптуру Маці Божай Ларэтанскай пазней перадалі ў новы касцёл Найсвяцейшага Сэрца Іісуса, пабудаваны ў Сталовічах ў 1907-1911 г. Арыгінальная скульптура, на жаль, не захавалася. Зараз у храме знаходзіцца яе копія.







Касцёлу ў Сталовічах пашанцавала, бо ён захаваўся, хоць і быў значана перабудаваны. А вось пра рэзідэнцыю Жыгімонта Караля ў Крошыне і шпіталь, які ён там заснаваў, амаль няма звестак. Як яны выглядалі? Дзе менавіта знаходзіліся? Каго і як лячылі ў шпіталі? На гэтыя пытанні з цягам часу, безумоўна, адкажуць прафесійныя даследчыкі.
Каб пакаштаваць сапраўдную каву па-мальтыйску, трэба ехаць на Мальту. А да гісторыі слынных рыцараў можна дакрануцца і ў беларускіх Сталовічах. Чым яшчэ знакамітае гэтае мястэчка? Які помнік знаходзіцца побач з былым касцёлам? Адказы на гэтыя і іншыя пытанні ў час экскурсіі “Па абодва бакі “беларускага экватара” https://viapol.by/assembly/1.24.htm

1 декабря 2021 г.

Жлобин стоит у оживленной автомагистрали М5, в двухстах километрах от Минска и в ста — от Гомеля. Недавно ему исполнилось 95 лет. Если, разумеется, отсчитывать эту дату от 3 июля 1925 года, когда Жлобин, уже будучи советским районным центром, официально получил статус города. А между тем поселение на правом берегу Днепра, при впадении в него речки Черночки, существовало в Средневековье, и даже гораздо ранее… Экскурсии в Жлобинский район мы делаем регулярно, наверное, самая популярная — "Бобруйский треугольник" https://viapol.by/assembly/1.15.htm...


В числе первых городов, возникших на Жлобинщине и вообще в восточной части Белорусского Полесья, значится Стрешин — ныне городской поселок, находящийся в двух десятках километров на юго-восток от Жлобина. Некоторые ученые отождествляют его с древним городом Полоцкой земли Стрежевым, упомянутым в летописях в связи с военным походом 1127/1128 года южнорусских князей на Полоцкую землю.



В далеком прошлом тут стоял деревоземляной замок в виде небольшой феодальной усадьбы. Около замка размещался торгово-ремесленный посад. К ХVII веку в городе были уже корчмы, мельницы, церковь, костел, торговые лавки, пекарня, паромная переправа через Днепр… В 1654 году Стрешин был разорен казаками гетмана Войска Запорожского Ивана Золотаренко, после чего навсегда утратил значение города-крепости.



ДВУХИМЁННЫЙ ЖЛОБИН

В исторической тени Стрешина долгое время пребывало поселение Злобин, теперь — Жлобин. Его родословие только в последнее время обрело у историков, отвергнувших прежние ошибочные версии, в качестве начальной даты 1654 год. Владение могущественных магнатов Ходкевичей — Жлобин располагал княжеским замком, укрепленным земляным валом и деревянными стенами-городнями с башнями и брамой. Цитадель выдерживала неоднократные осады во время войн между Великим Княжеством Литовским и Московской державой, разделив печальную участь Стрешинского замка в ходе 13-летней войны с русским царем Алексеем Михайловичем.



С 1793 года местечко Жлобин оказалось в составе Российской империи и жило преимущественно сельскохозяйственным трудом да мелкой торговлей. В конце ХIХ — начале ХХ века тут прошли две оживленные железные дороги — Либаво-Роменская и Петербургско-Одесская, что коренным образом изменило и облик, и ритм жизни Жлобина.

На глазах одного поколения местечко превращается в крупный транспортный узел, перевалочный пункт, к которому сходились водные и железнодорожные пути. Разнообразные товары следовали отсюда по железным дорогам к важнейшим экономическим центрам России: Москве, Санкт-Петербургу, Киеву, Варшаве, а также к прибалтийским портам: Риге и Либаве (ныне — Лиепая).

Город поделен железной дорогой на две части — северную и южную. Его главная улица связывает центральную и северную части с парком и Днепром. Живописно выглядит панорама обращенного к реке современного городского ансамбля, в котором представлен своими куполами Троицкий собор, возведенный в конце ХХ века в традициях ретроспективного зодчества века предыдущего. Действует тут и католическая каплица Св. Казимира.



СИМВОЛЫ БЫЛОГО

Северо-западнее Жлобина располагается агрогородок Красный Берег, с ХVI века известный как деревня, затем — как имение. Здесь сохранился обширный дворцово-парковый ансамбль. Во второй половине ХIХ века имение принадлежало генерал-лейтенанту инженерии Михаилу Гатовскому. Через его дочь Марию, как приданое, оно перешло к Викентию Козелл-Поклевскому, наследнику огромной собственности на Урале и в Сибири, созданной неустанными трудами его отца — предпринимателя-миллионера, общественного деятеля, мецената и благотворителя Альфонса Козелл-Поклевского (1809—1890), уроженца Лепельщины.



Возглавив торговый дом отца после его смерти, Викентий не забыл о своей исторической родине. Сооруженная при нем с отменным вкусом и подлинным размахом усадьба включала в себя дворец, флигель, хозяйственные строения, парковые композиции, взятые в кирпичную ограду с брамой.



По сей день интригующе смотрится нарочито асимметричный по своей композиции дворец. Его выстроил в 1893 году видный петербургский архитектор с немецкими корнями Виктор Шрётер (1839—1901), органично соединивший в облике дворца элементы готики и ренессанса, интерпретированные им в динамичной стилистике модерна. Силуэтную выразительность дворцу придают шатры башен, мансардные крыши, эркеры, остроугольные щипцы, слуховые окна… Прихотливая колористика здания строится на фактурном сочетании краснокирпичных, оштукатуренных и побеленных стен, декоративных элементов из камня-песчаника и серебристых металлических чешуйчатых шатров.



В интерьерах сохранились богатая лепнина, искусные фризы, камины, плафоны с картушами, керамическое покрытие пола... Каждый из залов имел особую стилистику — «романскую», «арабскую», «ренессансную». Хрусталь, фаянс, фарфор, живопись, стильная мебель вносили свою неповторимую ноту в причудливую гармонию этого архитектурного ансамбля-коллажа.



Одновременно с возведением дворца был разбит пейзажный парк, посажен плодовый сад. Над этим потрудился знаменитый ландшафтный архитектор, главный садовник Варшавы Франтишек Шаниор (1853—1945). Из сада через парк к реке Добосна протянули канал с тремя мостиками. Подъездная аллея вела к усадьбе, начинаясь от монументальной неоготической въездной брамы. Элементы этого же стиля использованы и в оформлении разнообразных хозяйственных построек (винокурня, конюшня, оранжерея, водокачка). Ныне усадьба после долгой, почти 20-летней реставрации стала музеем.



Есть в Красном Береге и еще одна достопримечательность — открытый в 2007 году в яблоневом саду мемориал, задуманный как развернутая в пространстве панорама пронзительной военной трагедии. Он не имеет аналогов не только в Беларуси, но и в мире. Основой для его создания стали подлинные события Великой Отечественной войны. Неслучайно памятник носит второе название — «Детская Хатынь»…



Немецкие власти создали на территории учебного хозяйства в Красном Береге сборный пункт для подростков, которых насильно отправляли в Германию, а часть — распределяли по госпиталям в качестве доноров крови для раненых немецких солдат и офицеров. Спроектированный творческой группой (архитектор Леонид Левин, скульптор Александр Финский, художник Светлана Каткова и др.) мемориал потрясает своей пронзительной пластикой и глубоким трагизмом…

23 ноября 2021 г.

Прежде чем «назначить» Игумень районным центром, советские власти в сентябре 1923 года поменяли ему имя. Президиум ЦИК БССР решил: «Переименовать город Игумень в город Червень, о чем сообщить вышестоящим органам Союза ССР». Для нового имени взяли название летнего месяца июня (по-белорусски — чэрвень). Более того, оказалось, что и стоит-то город не на реке Игуменке, как это было испокон веку и в чем искренне были уверены поколения игуменцев, а на реке… Червенке. Как говорится, менять так менять!


А вот зачем менять — станет ясно, когда мы вслушаемся в написанные более полутора столетий тому назад слова Павла Шпилевского, чье детство прошло в этих местах.

«…Игумень получил начало от женского монастыря, построенного греческой игуменьей из Афонской горы; в каком месте был этот монастырь — не сказывают определенно; одни думают, что там, где ныне церковь, вследствие чего говорят, будто до сих пор под церковью сохранилось подземелье с каменными стенами, в котором спрятаны медные изображения двенадцати апостолов; другие замечают, что монастырь этот построен был на месте нынешнего глухого озера… тут уж является целая легенда, будто на этом месте некогда существовало какое-то поганское болванище (то есть идол), к которому собиралось много народа…»

Оборвем эту цитату большого охотника и мастера рассказывать легенды да предания и зададимся риторическим вопросом: можно ли было из города с таким родословием делать советский районный центр?! Вот почему Игумень уже почти сто лет является Червенем!

«Историческими воспоминаниями Игумень очень беден», — утверждал все тот же Павел Шпилевский, и с этим нельзя не согласиться. В самом деле, очень долго это был небольшой, сплошь деревянный и порядочно грязный городок, внимание на который письменные источники обратили в 1387 году. Войдя в состав Российской империи (1793), местечко превратилось в поветовый центр Минской губернии. В таком же качестве (с заменой слов «повет» и «губерния» на «район» и «область») он пребывает доныне, насчитывая теперь около десяти тысяч жителей.



В Игумене в семье губернского секретаря родилась Мария Мекота (1869—1896) — мать классика белорусской литературы Максима Богдановича. О ней, как и о других славных людях Червенщины, повествует экспозиция местного краеведческого музея. Интереснейшие достопримечательности сберегают и окрестности Червеня…

СМИЛОВИЧИ

В 1791 году владельцем имения Смиловичи (ныне это городской поселок на реке Волме) стал Станислав Монюшко (1734—1807), воспитанник Виленского университета, человек незаурядных талантов: он и арендатор, и эконом, и ростовщик, и судья военного трибунала… В общем, один из богатейших людей в крае, да к тому же еще и отец 16 детей, из которых 10 дожили до зрелого возраста... Дворец, построенный им в Смиловичах в начале ХIХ века, был со временем превращен его сыном Казимиром в эффектное неоготическое двухэтажное сооружение с романтичной, завершенной зубцами башней, которую прорезали живописно декорированные оконные проемы.



Ученый и страстный библиофил, работавший в области народного образования, Казимир Монюшко был еще и художником, и архитектором, а главное — душой семьи. В его гостеприимный смиловичский дом нередко наведывался племянник, сын брата Чеслава, — Станислав, названный так в честь знаменитого деда, будущий великий композитор, а на ту пору — белокурый, угловатый подросток. Пройдут десятилетия, и впечатления юности возродятся в его музыкальных творениях. Слушая третий акт оперы «Страшный двор» — вершины композиторского дарования С. Монюшко, мы уловим в звуках полонеза пение старинных часов… Да-да, тех самых, что будили своим серебряным звоном таинственную тишину залитого лунным светом дома дяди Казимира в Смиловичах…



Перестройки этого усадебного дома-дворца продолжались, уже при Ваньковичах, вплоть до 1900 года, когда вступил в свои права стиль модерн и благодаря ему здание обрело элегантный облик и усложненный силуэт. Старинное родовое гнездо воплотило в себе ни много ни мало труд трех поколений родов Монюшко и Ваньковичей.



Говоря о Смиловичах, разумеется, нельзя не упомянуть и об еще двух знаменитых именах. В 1893 году здесь в семье портного Залмана (Соломона) Сутина родился десятый ребенок — сын Хаим. Он прожил пятьдесят лет и вошел в число величайших мастеров изобразительного искусства ХХ века.



Определяя стиль его живописи, искусствоведы именуют ее «волшебным реализмом». Среди почитателей таланта Хаима Сутина были Модильяни, Пикассо, Шагал, Чаплин… В смиловичском Центре детского творчества действует музей Хаима Сутина (экспозиция была создана в 2008 году) и Шраги Царфина — еще одного известного художника парижской школы, родившегося в 1900 году в Смиловичах.



УБЕЛЬ

Фольварк Убель (неподалеку от деревни Озерный) с 1815 года принадлежал Чеславу Монюшко. Оставив военную службу, он поселился здесь с женой Эльжбетой, урожденной Моджарской (она приходилась правнучкой армянину из Турции Ованесу Маджаранцу (Яну Маджарскому), наладившему для Радзивиллов производство знаменитых «слуцких поясов»). 5 мая 1819 года у них в Убеле родился сын Станислав Ян Эдвард Казимир Монюшко — композитор, дирижер, основоположник польской и белорусской оперы.

В этот оазис детства Станислав будет возвращаться вновь и вновь — в мыслях и наяву. Уже будучи европейской знаменитостью, он побывает тут в последний раз в 45-летнем возрасте.

Две акварели Наполеона Орды запечатлели трогательный облик небольшого фольварка — с фасадной и тыльной сторон усадебного дома. В «фасадном» рисунке прописаны все мельчайшие детали композиции. Отмечен и рослый тополь, посаженный, согласно семейному преданию, рукой композитора. Частично уцелела подъездная дорога к усадьбе, но, увы, не она сама...



В 1966 году в Убеле открыта стела, на которой значится памятная надпись в честь С. Монюшко и воспроизведено нескольких нотных тактов из оперы «Галька». Созданный в 1969 году в средней школе деревни Озерный музей С. Монюшко — до сих пор единственный в мире! — к 200-летию со дня рождения композитора переместился в Смиловичи. Опера «Галька» уже в наше время была представлена публике в 25 странах — даже в Мексике, на Кубе, в Японии… В Токио есть Институт славянской культуры имени С. Монюшко. В Беларуси небольшие сочинения Монюшко исполняются в различных концертах. А в 2013 году Музыкальный дом «Классика» поставил одноактную оперу Монюшко «Verbum Nobile» («Честное слово»). Написанная в Варшаве, она в Беларуси никогда ранее не звучала.

17 сентября 2021 г.

Продолжим ретропутешествие «Жизнь — Отчизне. Честь — никому» по ближайшим окрестностям Минска, накрепко связанным с именами представителей знаменитого рода графов фон Гуттен-Чапских. Теперь перед нашими глазами — их родовое гнездо Станьков, ныне именуемый Станьково.

«ПАМЯТКИ ОТЦОВСКИЕ, СПАСЕННЫЕ ИЗ БУРИ ИСТОРИЧЕСКОЙ…»

Эти слова принадлежат Эмерику Захарию Миколаю Северину фон Гуттен-Чапскому, видному государственному деятелю Российской империи, страстному любителю старины, коллекционеру, библиофилу, основателю музея в Станьково и владельцу Станьковского Ключа. Он родился в Станьково 17 ноября 1828 года. А завершил свой земной путь на 68 году жизни в Кракове, где похоронен на главной аллее знаменитого Раковицкого кладбища, рядом с могилой всемирно известного польского художника Яна Матейко, с которым был дружен. Незадолго до смерти Эмерика Чапского в его честь была выбита золотая медаль с символической надписью: «Светись на бездорожье жизни».

Имея за плечами Виленскую гимназию и Московский университет, он в 23 года поступает на государственную службу в Министерство внутренних дел. В печальном для Беларуси 1863 году становится губернатором Великого Новгорода, а вскоре — вице-губернатором Петербурга. Уже будучи директором лесного департамента Министерства государственной собственности, получает от российских властей подтверждение графского титула с добавлением «фон Гуттен» к фамилии Чапский. Между тем назревает его конфликт с самим императором Александром Вторым. Оговоренный недругами, он подает в отставку и возвращается на родину, в Станьково. Перешагнув 50-летний рубеж, граф оказался вольной птицей в своих владениях, а они были весьма обширны (свыше 40 тысяч гектаров!) и требовали постоянного внимания.



Станьковский Ключ — таково собирательное название собственности Эмерика — включал в себя деревни, фольварки, лесные угодья, мельницы, смоло- и винокурни и пр., и пр. Однако, помимо активной хозяйственной деятельности, Эмерик Чапский смог наконец вполне отдаться своему еще юношескому, со времен Виленской гимназии, увлечению — коллекционированию. Эта страсть поглощала все его свободное время. В результате в Станьково возникла крупнейшая в Беларуси частная коллекция-музей. Презентация, как сказали бы мы сейчас, лишь части этого уникального собрания на выставке в Варшаве (1889) получила высокую оценку экспертов, а коллекционер из Станьково был удостоен специального диплома.

Шли годы, подрастали дети, которые обзаводились собственными семьями... В 1894 году Эмерик делит свои владения между повзрослевшими сыновьями. Станьково отходит к Каролю, а Эмерик вместе со своей женой Эльжбетой снимаются с насиженного гнезда и — становятся жителями Кракова. Именно там был куплен неподалеку от Вавеля дворец (он сохранился до наших дней), куда переправили самые ценные вещи из станьковского музея: 6 вагонов, 134 упаковочных ящика, а в них — нумизматика, медальоны, фарфор, оружие, книжные раритеты, старая гданьская мебель, уречско-налибокское стекло, парадные монаршие портреты, ценные гравюры, иконы...



Перечень так долог и впечатляющ, что легко согласишься с внучкой Эмерика — Марией Чапской, которая, описывая по-французски подробности своего житья-бытья в Станьково, назвала свою книгу просто и лапидарно: «Европа в семье». И впрямь, только вещный мир старой усадьбы раздвигается на глазах читающего эту книгу до размеров целого континента культуры!..
Теперь этот «континент» можно увидеть в Музее им. Эмерика Гуттен-Чапского, который является филиалом Национального музея Польши в Кракове, ибо то, что Эмерик оставил в Станьково сыну Каролю, бесследно утрачено — сметено революционными бурями, «пайшло дымам» в военных пожарищах…



Резиденция занимала около 15 гектаров на ровной террасе ручья Рапуса, притока Усы, и воплощала в себе романтический образ старого шляхетского родового гнезда, которое воспринималось его обитателями как «приют трудов и вдохновений». Каменный двухэтажный дворец, с одноэтажными крыльями, которые со стороны парка смотрелись как граненые башни-алькежи, с крыльцом и просторной верандой на главном и парковом фасадах соответственно, был сооружен Эмериком в начале 1860-х годов по собственному вкусу — без всяких претензий на «замковую» представительность и без желания во что бы то ни стало потрясти чужое воображение.

«Скарбчык», каплица, жилой и кухонный флигеля, амбар, оранжерея, теплицы, питомники, хозяйственный двор дополняли архитектурный облик усадьбы. Все это было взято в мощную ограду с въездными брамами и окружено прекрасным пейзажным парком, в котором произрастало более восьми тысяч деревьев и кустарников.



Трогательной опекой парка Чапские занимались постоянно, относясь к нему как к равноправному члену семьи. Это зеленое чудо дополняла развитая водная система с двумя каналами и большим озером, на котором расположились два насыпных острова. На одном из них была поставлена статуя Богоматери, на другом — беседка-ротонда на восьми каменных колоннах, накрытых… соломенной крышей. Отраженная в глади воды, беседка и сегодня смотрится удивительно поэтично: кажется, будто меж ее колонн порывы ветра рождают музыкальную мелодию — ни дать ни взять Эолова арфа…



Подземными переходами дворец соединялся с кухонным флигелем в стиле позднего классицизма и со «скарбчыкам», который был переделан в неоготическом стиле из гораздо более старой, чем дворец, постройки в некое подобие средневекового замка и предназначался для хранения менее значимых коллекций. Первый этаж дворца был превращен, по словам одного из друзей графа, в «колоссальную шкатулку». Там размещались главные «древности» станьковского коллекционера, занявшие парадные залы и салоны, рабочий кабинет Эмерика с прилегающей к нему громадной библиотекой, в которой 20 тысяч томов, часто с автографами авторов, соседствовали с географическими картами, гравюрами и нумизматикой. На втором этаже дворца находились покои для отдыха.



…Графские чертоги сожгли партизаны во время Второй мировой войны в отместку за то, что там размещались немцы. Не правда ли, странная месть стенам, которые не выбирают себе гостей — прошеных или непрошеных? Усадьба, увы, лишилась своей архитектурной доминанты, и это прискорбно обедняет ее. Зато, к счастью, уцелели «скарбчык» с забавным камнем-валуном наподобие седла, кухонный флигель, коровник, вместительный и живописный амбар, сложенный из кирпича и бутового камня. Частично сохранились брама в виде трехпролетной стрельчатой арки и сторожка при ней. Восстановлена православная церковь Св. Николая, возведенная Чапскими в 1858 году вблизи озера. По-прежнему глаза порадует парк своими могучими деревьями — стражами истории и ее живыми действующими лицами…

ПРОШЛОЕ, УСНУВШЕЕ НАВЕКИ

Завершая это путешествие, будет, пожалуй, к месту заметить, что шляхетские усадьбы, старинные фольварки издавна формировали вкусы своего времени, отражали в себе стиль эпохи, а порой и стили эпох. Они — рукотворная печать, оставленная ушедшими поколениями на изорванных страницах Книги Бытия. Сколько этих уютных родовых гнезд было некогда разбросано по Беларуси — пока никто точно не подсчитал. Сколько их загублено — разорено, сожжено, разграблено, злобно или равнодушно втоптано в грязь — за десятилетия минувшего, лихого века политических, военных, социальных экспериментов над людьми и историей, — пока нам тоже неведомо. Даже сколько их осталось в живых — мы знаем приблизительно!

А из этих оставшихся лишь немногие могут, и то словно бы краснея, как будто извиняясь, показать сегодня свое поблекшее лицо современникам. Да, с уродливыми шрамами. Да, сильно осунувшееся, неухоженное — и все-таки светящееся изнутри изысканной, первородной красотой, вложенной в эти гнезда их создателями с любовью, с трепетом, со знанием дела…



То был особый союз материи и духа — мир своеобразной культуры, налаженного быта, поведенческих привычек, сословных традиций, семейных взаимоотношений, родовых преданий и легенд, что копились из века в век, передавались из рук в руки… Он звал, он манил к себе теплом и уютом домашнего очага. Он ранил душу ничем не истребимыми воспоминаниями детства и юности. Он заставлял до одури рыдать на чужбине, какой бы благоустроенной она ни была, об утраченном счастье, которое — через страны и континенты — пробивалось к изгнаннику волшебно мерцающими огнями в окнах родного дома…

Рухнул ли этот мир окончательно, точно охваченные бушующим пламенем стропила, и теперь догорает, испепеляя себя дотла в жалких остатках былого величия и великолепия? Возьмем на себя смелость сказать: нет! И только от нас самих зависит, станет ли его сегодняшнее существование агонией, или оно наполнится иным содержанием и таким образом обретет новую, полнокровную жизнь…

5 сентября 2021 г.

Это романтическое ретропутешествие знакомит с расположенными неподалеку от Минска усадьбами старинного рода графов фон Гуттен-Чапских, представители которого внесли свой неоценимый вклад в историю Беларуси. Один из них — Кароль Чапский более десяти лет был минским городским головой. Действуя с брутальным размахом, он превращал провинциальный губернский центр в город воистину европейского масштаба и благоустройства. Девиз рода Гуттен-Чапских и дал название этому путешествию, которое, начавшись в Минске, пройдет по живописным окрестностям белорусской столицы.


Современники по праву называли Кароля Чапского «человеком исключительных способностей, энергии и инициативы, широких взглядов, человеком труда и сил необычайных». Когда он заступил на должность городского головы — главного лица в иерархии тогдашней исполнительной власти в Минске, ему было 30 лет. К тому времени Кароль уже закончил немецкую гимназию в Петербурге и Дерптский (ныне — Тартуский) университет со степенью кандидата политической экономии и статистики.



Его служебная карьера началась в городе, который обладал крупнейшим в Беларуси городским бюджетом (чистый годовой доход от хозяйственной деятельности и налогов составлял около 350 тысяч рублей), занимал 19-е место среди городов России с числом жителей более чем в 50 тысяч человек (в нем было около 90 тысяч жителей) и уже тогда недвусмысленно претендовал на то, чтобы стать столицей Беларуси. Разве можно было желать лучшей стартовой площадки для осуществления амбициозных планов отлично образованного молодого человека, да к тому же наделенного от природы вулканическим предпринимательским темпераментом?!

Кароль Чапский фонтанировал идеями. «Окультуривание» города дало о себе знать во многих крупных, инициированных им проектах, таких как открытие в 1892 году трамвая на конной тяге (конки), через три года — электростанции, еще через год — телефонной станции общего пользования, кстати первой в Беларуси. А кроме того, при нем появились пивзавод, ломбард для малоимущих, странноприимные дома, госпиталь, амбулатории, электрическое уличное освещение, мостились улицы, основывались одно за другим благотворительные общества…

Действуя столь всеохватно, молодой граф не избежал, конечно, обвинений в финансовых злоупотреблениях, адресованных даже не столько ему самому, сколько разжиревшим на сомнительной торговле городскими землями и на бюрократической казуистике делопроизводства минским чиновникам. Развязка наступила в 1901 году, когда Кароль, переизбранный вопреки воле Минской думы и хмурившихся представителей царской власти на пост городского головы, решил покинуть свою должность. Плоды его рук можно увидеть, к счастью, и сегодня.

ПО СТАРЫМ МИНСКИМ АДРЕСАМ

Это — сохранившиеся в Минске здания городского театра и пивзавода. Как поживают они в настоящее время?

Театр начали возводить в июне 1888 года. Дело шло, однако, ни шатко ни валко — денег явно не хватало. И тогда Кароль Чапский, к тому времени уже градоначальник, решил продать купцу Роговому на сруб лес, принадлежавший городской управе. Вырученные деньги с дополнительными субсидиями и пожертвованиями были вложены в строительство, и благодаря энергичным заботам Чапского театр открылся 5 июня 1890 года драматическим спектаклем «Сфинск» Октава Фелье в исполнении любителей. А свой первый сезон он начал 9 сентября 1890 года спектаклем «Злоба дня» Николая Потехина.



С 1920 года в этих стенах (улица Энгельса, 7) разместился Белорусский государственный театр, которому в 1944 году было присвоено имя Янки Купалы, а в 1955 году — звание академического. Подмостки Национального академического театра имени Янки Купалы — так звучит теперь его широко известное имя — видели и слышали блистательных актеров: в музее театра развернута поистине звездная галерея их сценических портретов. А сколько знаменательных для судеб Беларуси событий происходило здесь!..



Что до пивзавода, то К. Чапский в 1894 году приобрел существовавшее ранее на этом месте здание, расширил его и значительно усовершенствовал производство. Через два года пивзавод покупает семейство Леккертов. С той поры он не прекращал своей деятельности даже в военные годы. Теперь в этих старых корпусах варит пиво ОАО «Пивзавод «Оливария» (ул. Киселева, 30). Было время (1993—1999), когда тут выпускали и пиво «Граф Чапский». Казалось бы, марка-брэнд (да еще какая — с исторической патиной!) сама идет в руки производителей бодрящего напитка… Сейчас здесь выпускается 16 сортов пива высокого класса. А в музее пивзавода обязательно вспоминают имя Кароля Чапского. В его честь в 2015 году на фасаде музея укреплен барельеф.



Ну а теперь, следуя от пивзавода по бывшей Александровской (ныне Максима Богдановича) улице, попадем на Немигу, а оттуда двинемся по направлению к бывшему Койдановскому тракту. И вскоре окажемся на Брестском шоссе — оно, за кольцевой дорогой, подведет нас вплотную к деревне Волчковичи, чье историческое имя, исключительно по недомыслию, в последнее время переделали в… Волковичи. Но все-таки…

ВОЛЧКОВИЧИ НА ПТИЧИ

Деревня прильнула к берегу созданного здесь в 1967 году водохранилища Птичь, именуемого еще и Волчковичским (не Волковичским!). В XIX веке Волчковичи были фольварком, которым владели супруги Чапские — Ежи (младший брат Кароля) и Юзефа (Жозефина) Каролина, дочь гофмейстера австрийского императора-долгожителя Франца Иосифа I и фрейлины императрицы Елизаветы.

Чапские заложили здесь, на месте прежней деревянной святыни, кирпичный костел во имя Сердца Иисуса и Пресвятой Девы Марии. Огненно-красная святыня, выполненная по проекту знаменитого архитектора Генриха Гая, словно маяк, пылала на пригорке левого берега Птичи и, паря над окрестностями, эффектно «держала» панораму фольварка выразительным силуэтом своей асимметрично поставленной башни-звонницы.



Храм освятили в 1904 году, когда Юзефы Каролины уже не было в живых. Ее похоронили поблизости от костела — увы, снесенного позже, при строительстве водохранилища. А вот надгробие-крест на ее могиле чудом уцелело. Оно было частью впечатляющего своей пластикой скульптурного ансамбля, также спроектированного Генрихом Гаем и исполненного из шведского черного гранита варшавским скульптором Анджеем Прушинским.



На боковой стороне надгробия высечены начальные слова католической заупокойной молитвы: «Requiem aeternam dona eis, Domine…» («Вечный покой даруй им, Господи…»), которые имеют продолжение: «…lux perpetua luceat eis» («…и вечный свет пусть светит им»). Монументальный памятник, поставленный у кромки полузаброшенного ныне кладбища, на холме над Птичью, воспринимается ныне как торжественный реквием в память об Юзефе Каролине, покинувшей мир в 36 лет…

ОАЗИС БОГЕМЫ

Из Волчковичей наш путь лежит вдоль русла Птичи. Повернув с правой полосы шоссе Р1 на его левую полосу, съезжаем на извилистую проселочную дорогу. Она то взбегает на пригорок, то спускается с него, следуя по землям, что некогда принадлежали Чапским. За Атолино попадаем в деревню Прилуки. Нетрудно догадаться, что лежит она при луке — изгибе — реки Птичь. Здешнее имение Прилуки известно с ХVII cтолетия, так же как и православный монастырь, основанный тут Анной Стеткевич. Веком позже новые владельцы усадьбы Ивановские перестроили обитель в замок, но, к их досаде, в нем поселилось… привидение. Слухи об этом, будоража воображение обывателей, стали расползаться по окрестностям и — угодили под перо знаменитого польского поэта Антона Эдварда Одынца, создавшего балладу о «заколдованном замке».



От Ивановских по женской линии Прилуки перешли к Франтишку Ошторпу — предводителю дворянства Минской губернии. Он слыл широкой души человеком, хлебосолом, в имениях которого гости пировали порой целыми неделями. Его дочь Людвика вышла замуж за минского маршалка и к тому же известного агронома Оттона Горватта. «Заколдованный замок», ранее поглотивший монастырь, при Горваттах пережил чудодейственное преображение — иного слова, кажется, и не подберешь. Он превратился в великолепный неоготический дворец в духе эстетики романтизма. Здесь в изобилии появились башни, башенки, крепостные зубцы… Эта мощная романтическая волна, подобная девятому валу, выплеснулась на фасады флигеля, оранжереи, даже конюшен, а старый итальянский (террасный) парк по тогдашней моде был спешно переустроен в пейзажный…

В 1872 году усадьбу Прилуки, незадолго до этого пережившую большой пожар, приобрел граф Эмерик Гуттен-Чапский и сразу же занялся ее восстановлением. Почти треть века, с 1886 до 1917 года, имением владел его младший сын Ежи, уже знакомый нам по Волчковичам. Дворец был архитектурной и исторической доминантой имения и, пожалуй, наиболее выразительной неоготической резиденцией Беларуси ХIX столетия, органично вписанной в естественное природное окружение и рукотворные пейзажные картины.

Прилукская усадьба слыла оазисом богемы: здесь собирались литераторы, художники, музыканты, артисты… Неоднократно бывал здесь Чеслав Монюшко с сыном Станиславом, будущим знаменитым композитором; дважды гостил художник Наполеон Орда, прославивший свое имя гравюрами и акварелями памятников старины. В 1876 году он запечатлел усадьбу с парадной и парковой сторон. Его романтические акварели весьма пригодились, когда в 1950-х годах восстанавливали дворец, а спустя сорок лет — жилой флигель и хозяйственные постройки.



Между прочим, резиденцию Чапских до ее разорения «задокументировали», сами того не подозревая, кинематографисты. Съемками художественного фильма «Лесная быль» по повести Михася Чарота в 1926 году дебютировала киностудия «Савецкая Беларусь». Режиссер Юрий Тарич снимал интерьерные сцены в Ленинграде, а натурой для своей картины, богатой на приключения, трюки, погони, избрал здешнюю усадьбу. Эффект оказался столь гипнотически завораживающим, что и через восемьдесят лет телевизионщики, готовя исторический сюжет о Прилуках, просто не могли не воспользоваться этим, если угодно, первым отечественным триллером — ведь в его «усадебных» кадрах было столько волшебного аромата подлинности…

Сейчас тут размещен Белорусский научно-исследовательский институт защиты растений, поддерживающий дворец в хорошем состоянии. Попрощавшись с Прилуками, все теми же старинными дорогами, через Самохваловичи, направимся в родовое гнездо Чапских — Станьково. Но о нем — в следующий раз.

22 июня 2021 г.

З цэнтра Мінска наўпрост на поўнач вядзе вуліца Даўгінаўскі тракт, што пераходзіць за кальцавой дарогай у шашу Р58 Мінск — Мядзел. Гэтая шаша і ёсць не што іншае, як значна пашыраны і мадэрнізаваны Даўгінаўскі тракт (або шлях ці гасцінец — гэта словы-сінонімы). Больш за сорак кіламетраў старога тракту ўвабрала ў сябе гэтая новая дарога. А разам з кіламетрамі да яе далучыліся славутасці і, вядома ж, успаміны аб чатырох стагоддзях гісторыі знакамітага шляху. Дык вось зараз ён прывядзе нас на беларускі літаратурны Парнас!

ПАПЕРНЯ
У пачатку ХІХ стагоддзя тут, на рацэ Вяча, быў пабудаваны папяровы млын, інакш кажучы — паперня, на якой паўсаматужным чынам рабілі паперу, з-за чаго і селішча атрымала такую назву. Пасля паперню тут замяніла піларама — яна працавала ад таго ж млынавага кола, якое круціла рачная плынь Вячы. Тройчы на год праводзіліся ў Паперні шумныя кірмашы, а ля спуску да ракі стаяла мураваная карчма — адна са шматлікіх на Даўгінаўскім тракце, пра што гаворка яшчэ наперадзе.


У 1970-х гадах на Вячы, уверх ад Паперні, створана аднайменнае вадасховішча плошчай амаль у 170 га. Упадаючы ў вадаём, рака робіць пятлю і ўтварае жывапісную пойму. Рачная даліна, лугі, лесапарк вабяць прыгожымі краявідамі. Аматары прыроды і рыбакі высока цэняць гэтыя ландшафты і ахвотна прыязджаюць сюды ў любую пару года.



А на паўночна-ўсходнім беразе вадасховішча, прыкрытая стогадовым хваёвым борам, захавалася частка парка былога фальварка Казіміраўка, які ў сярэдзіне ХІХ стагоддзя набыў генерал-лейтэнант у адстаўцы, дырэктар Мінскага рэальнага вучылішча Іван Самойла. Яго сын, Уладзімір Самойла, рыхтаваў Янку Купалу, тады яшчэ Яна Луцэвіча, для паступлення ў вучылішча. І хоць «нічога з гэтага не атрымалася», як успамінаў пазней паэт, аднак дружба паміж Уладзімірам Самойлам і Янкам Купалам адыграла ў лёсе апошняга немалаважную ролю.



У маі 1905 года, пры самым блізкім удзеле Самойлы, у мінскай газеце «Северо-Западный край» быў надрукаваны купалаўскі «Мужык» — твор, які, па сутнасці, стаў першым словам будучага народнага песняра ў сучаснай беларускай літаратуры. У 23 гады ён падпісаў гэты верш сваім псеўданімам Янка Купала.
Шэфства Самойлы над маладым паэтам працягнулася і пазней, калі ў 1906 годзе ён пераслаў вершы Купалы ў Пецярбург Браніславу Эпімах-Шыпілу — вядомаму дзеячу беларускай культуры, аднаму з арганізатараў выдавецтва «Загляне сонцэ i ў нашэ ваконцэ». Праз два гады ў гэтым выдавецтве выходзіць першая кніга Купалы «Жалейка». Высокую ацэнку гэтай кнізе Уладзімір Самойла даў у сваёй рэцэнзіі на старонках газеты «Наша Нiва», назваўшы вершы Купалы «люстэркам, у якім свеціцца душа беларуса».

ЛАНДШАФТНЫ ЗАКАЗНІК «КУПАЛАЎСКІ»

Але ж засталася ззаду Казіміраўка на Вячы, а шаша выводзіць нас да вёскі Лускава, што знаходзіцца ля скрыжавання дзвюх старых дарог — Старавіленскага і Даўгінаўскага гасцінцаў. Едучы ў напрамку на Даўгінава, неўзабаве апынёмся на тэрыторыі ландшафтнага заказніка «Купалаўскі», які займае плошчу амаль у чатыры тысячы га і створаны ў 2000 годзе.





Ён зусім не выпадкова так названы, бо ўключае ў сябе тыя мясціны, дзе «вандравала» ад хутара да хутара сям'я беззямельнага арандатара Дамініка Луцэвіча з сынам і першым памочнікам бацькі — Янам. Пазбаўлены магчымасці атрымаць належную адукацыю, Купала напіша ў аўтабіяграфічных нататках: «Патрэба прымусіла мяне ўзяцца за іншую навуку, а менавіта чытаць сумную кнігу памешчыцкай раллі і пісаць сумную аповесць свайго гора сахой ды касою».



Дамінік Луцэвіч памёр у 1902 годзе, калі Яну ішоў 20-ы год. Прыняўшы на сябе ўсе клопаты пра родных, будучы паэт неўзабаве, аднак, адмовіцца ад арэнды зямлі, стане працаваць хатнім настаўнікам, пісарам у судовага следчага ў Радашковічах, на панскіх броварах, а потым паедзе ў Вільню і, пачаўшы супрацоўніцтва з газетай «Наша Нiва», абярэ сабе іншую дарогу ў жыцці. Але сюды, у родны яму куток, ён будзе з замілаваннем вяртацца зноў і зноў. Часта прыйдзецца яму праязджаць старым гасцінцам, і таму нездарма ў 1926 годзе ён напіша верш «Па Даўгiнаўскiм гасцiнцы»:

Знаёмы гэты мне шлях родны –
Даўгiнаўскi вядомы шлях!
Якi нёс годных i нягодных
На векавых сваiх плячах.



АКОПЫ

У біяграфію паэта асабліва трывала ўвайшоў фальварак Акопы, дзе Купала стварыў каля 80 лепшых сваіх твораў: драму «Раскiданае гняздо», вадэвіль «Прымакi», знакамітую «Паўлiнку»; у Акопах ж былі напісаныя паэмы «Бандароўна», «Магiла льва», «Яна i я», многія вершы… Пачутыя ім тут легенды, песні, сама прырода гэтага ляснога, ўзгорыстага лагойскага краю па-свойму праламляліся, адбіваліся ў яго творчасці. Паэтычная калыска народнага песняра — Акопы адзначаны на літаратурнай карце Беларусі адкрытым у 1992 годзе музеем Янкі Купалы. Дакладней кажучы, Акопы — гэта і прыродны экспанат, і адначасова экспанат музея «Акопы», размешчанага ў вёсцы Харужанцы, што знаходзіцца ў двух кіламетрах ад былога фальварка. У мінулым, 2020-м годзе, дзякуючы ажыццёўленай рэнавацыі, Акопы набылі новыя рысы, колеры, адценні…

ЛЫСАЯ ГАРА

Вандруючы па Купалаўскім заказніку, безумоўна, варта завітаць да гэтае гары — яна другі па вышыні пункт Беларусі (342 м), які саступае толькі тры метры гары Дзяржынскай (ці Святой — да 1958 года). У канцы 1960-х гадоў побач з Лысай Гарой нечакана з'явіліся дачы беларускіх пісьменнікаў, што стала асноўнай фабулай паэмы «Сказ пра Лысую гару». Яе аўтар, схаваўшыся пад псеўданімам «Францішак Вядзьмак-Лысагорскі», эпічна апавядаў: «Быў час, быў век, была эпоха...»
Багацце бытавых дэталяў з жыцця літаратараў (знакамітых і не вельмі), ярка-сатырычныя, а часам і гратэскныя фарбы ананімнай паэмы адразу зрабілі яе сапраўдным бэстсэлерам! Разыходзілася яна па руках, спачатку ў машынапісных асобніках, нібы гарачыя піражкі. Прайшло 30 гадоў, як пішуць у раманах...



І вось у 2003 годзе «Францішак Вядзьмак-Лысагорскі» нарэшце паказаў свету свой сапраўдны твар: Ніл Гілевіч, народны паэт Беларусі (які нарадзіўся, можна сказаць, па суседстве з Лысай Гарой — бываюць жа такія супадзенні!). Па сцвярджэнні аўтара, ідэі для сюжэтаў яму час ад часу падкідваў Мікола Аўрамчык. Зрэшты, апошні, у свае 83 гады, не на жарт пакрыўдзіўся на Ніла Гілевіча і вельмі пераканаўча даказваў, што паэму яны пісалі ўсё ж такі разам. Вось як — у запале гарачай палемікі — была раскрытая адна з інтрыгуючых загадак беларускай літаратуры ХХ стагоддзя ... (Заўважым напрыканцы, што ў Вядзьмака ў апошнія гады з'явілася нямала зухаватых клонаў, якія ў той жа «лысагорской» манеры працягваюць бязлітасна біць сатырай па тым, што трапляе пад іх вострае пяро. Жыў курылка!)

ЖУКАЎКА

Але ж пакінем у самоце знакамітую яшчэ з язычніцкіх часоў Лысую Гару, балазе нястомны гасцінец кліча нас рушыць далей — у вёску Жукаўку. Па-за ёю ў мінулым стагоддзі стаяла вялікая карчма на пустым месцы, таму і названая «Пустка». Аб тутэйшых корчмах вельмі каларытныя замалёўкі зрабіў у 1939 годзе на старонках сваёй аўтабіяграфічнай аповесці «У дрымучы лясах» ураджэнец мястэчка Пасадзец пры Даўгінаўскім тракце Змітрок Бядуля (1886–1941). Дамо яму слова: «...корчмы-станцыi мiнскi тракт меў, бадай, праз кожныя дзесяць кiламетраў. Тут п’янствавала навакольнае сялянства. Тут аддавалi за гарэлку апошнi пуд збожжа, апошнi кажух. Тут ачумелыя п’янiцы бiлiся каламi, абдымалiся, цалавалiся, ды зноў пiлi, ды зноў бiлiся... Ля карчмы заўсёды бывала «весела» — галоўны тэатр, галоўнае вiдовiшча аколiцы...»



Здаецца, сюды ж просіцца і яшчэ адна ёмістая цытата з Бядулі — так бы мовіць, мазок пэндзлем майстра да групавога партрэта рамізнікаў, якіх на той час называлі «балаголамі». Менавіта яны многія дзесяцігоддзі заставаліся прызнанымі гаспадарамі амаль усіх беларускіх шляхоў, гасцінцаў, трактаў. «Перавозкай тавараў займалiся патомныя ад дзедаў i прадзедаў балаголы. Яны называлiся «камiсiянерамi». Гэта былi людзi-асiлкi, абветраныя сцюжай i апаленыя спёкай. Усе, нiбы на падбор, высакарослыя, барадатыя, у доўгiх бобрыкавых балахонах з капюшонамi, падпярэзаныя шырокiмi рамнёвымi паясамi. Ад камiсiянераў пахла дзёгцем, гарэлкай, конскiм потам i лесам».

КАРПІЛАЎКА

Ледзь-ледзь развітаўшыся з балаголамі, ужо бачым справа ля дарогі ўказальнік «Карпілаўка». Побач з гэтай вёскай раней мясцілася аднайменная сядзіба пісьменніка і журналіста Антона Лявіцкага (1869–1922), вядомага пад загадкавым псеўданімам «Ядвігін Ш.». У Карпілаўку Антон Лявіцкі пераехаў са сваёй сям'ёй у 1897 годзе. І да яго з Акопаў часцяком стаў наведвацца сын суседа-арандатара Дамініка Луцкевіча — Ян. «У перыяд 1904—1906 гг., — успамінаў пазней Янка Купала, — я пазнаёміўся з Ядвігіным Ш. (жылі мы па суседстве). Гэта была для мяне вялікая падзея. Я ўпершыню сутыкнуўся з чалавекам, які быў не толькі пісьменнікам, але і пісаў па-беларуску. 3 ім я вельмі зблізіўся. Ён мне шмат расказваў пра незнаёмыя мне дагэтуль пісьменніцкія справы і г. д. Чалавек ён быў з вышэйшай адукацыяй (праўда, універсітэту з-за рэвалюцыйных справаў не закончыў), прытым вельмі цікавым і дасціпным субяседнікам».
На месцы колішняй сядзібы, якую пісьменнік абагаўляў (інакш, бадай, і не скажаш!), пастаўлены мемарыяльны камень. Да нашых дзён ацалелі толькі фрагменты старога парку з крыніцай і камлюкаватым дубам ды ліпавая алея, што некалі атачала вялікі сад...



27 мая 1910 года гэты няўрымслівы чалавек пачаў з Вільні пешы пераход, які доўжыўся чатыры месяцы. Пераадолеўшы больш за чатыры сотні кіламетраў, Ядвігін Ш. дабраўся нарэшце да роднай Карпілаўкі. Пры гэтым ён наведаў дзесяткі вёсак, хутароў, мястэчак і перадаў свае ўражанні ад убачанага, што чаргаваліся з успамінамі пра мінулае, у нарысах пад назвай «Лiсты з дарогi». Яны былі апублікаваныя ў «Нашай Нiве». У рэдакцыі гэтай газеты, якая выходзіла ў Вільні ў 1906–1915 гадах і сабрала вакол сябе лепшыя літаратурныя сілы беларускага нацыянальнага Адраджэння, Антон Лявіцкі некаторы час працаваў сакратаром і загадчыкам літаратурным аддзелам. Там жа, у Вільні, на могілках Росы, ён спачыў…

У КАНЦЫ ШЛЯХУ

Зрэшты, мінуўшы Карпілаўку, старадаўні гасцінец ля вёскі Калачы развітваецца з дарогай Р58. Адсюль да некалі ажыўленага мястэчка, а цяпер аграгарадка Даўгінава застаецца крыху больш за сорак кіламетраў. І на гэтым, заключным адрэзку шляху, дзе дарога грунтавая некалькі разоў змяняецца асфальтаванай, Даўгінаўскі тракт можа распавесці падарожніку шмат цікавага, і нечаканага, і павучальнага, бо пра ўсё гэта дасёння захоўвае ён трапяткія ўспаміны...
Мы ж у канцы падарожжа на айчынны літаратурны Парнас маем згадаць аб тым, што ў 1921 годзе гэтую старадаўнюю дарогу ў трох месцах перарэзала савецка-польская мяжа, якая амаль на два дзесяцігоддзі падзяліла Беларусь на дзве палітычна і эканамічна супрацьлеглыя часткі, — тады і пачалося запусценне, адзічанне гасцінца. Потым савецкія ўлады з 1939 года пачалі знішчэнне хутароў, у якіх жыла большасць тутэйшага насельніцтва. Падчас вайны гэты край стаў партызанскай зонай. На тракце былі разбураныя ўсе масты. Ад карных аперацый пацярпелі многія вёскі. Значныя тэрыторыі ператварыліся ў бязлюдную пустыню...
Тым не менш ацалелыя фрагменты гасцінца і сёння працягваюць служыць людзям. Уключаныя ў добраўпарадкаваную шашу Р58, яны знаёмяць нас з найбагацейшай мінуўшчынай Даўгінаўскага тракту. Але ж не забудзем, што прачэрчаныя з дапамогай лякалаў і лінейкі аўтастрады, прапаноўваючы сучасныя выгоды падарожнікам, у той жа час выцясняюць з нашага паўсядзённага кругавароту старыя павольныя жывапісныя гасцінцы, шляхі, тракты, як бы адсоўваючы іх за непатрэбнасцю на абочыну жыцця — жыцця, якое стагоддзямі віравала на іх і якое без іх проста нельга сабе ўявіць...

17 июня 2021 г.

По землям былого Ошмянского повета проходят многие экскурсии «Виаполя». И неспроста! Природа наделила этот край ландшафтами завораживающей, элегической красоты: плавные перекаты Ошмянской возвышенности побуждают дороги то с натугой взбираться на холмы, то плавно спускаться с них. Следуя этими нескучными дорогами, путешественнику только и остается, что без устали любоваться удивительно изменчивыми пейзажными картинами с интригующими вкраплениями в них силуэтов костелов, церквей, монастырей, деревенских усадеб, хуторов…


Ну вот и Ашмянá — имя города его старожилы произносят с обязательным ударением на последнем слоге! На скрижалях истории Ошмяны впервые упомянуты в 1341 году. Тогда поселение принадлежало великому князю Гедимину, по смерти которого последовательно переходило к его сыновьям — носителям великокняжеской митры Явнуту и Ольгерду, а затем — к увенчанному королевской короной внуку Ягайло.

ЧУДО-ПОВЕТ И СРЕДНЯЯ ЛИТВА

В этом вотчинном владении Ольгердовой ветви Гедиминовичей в 30-х годах ХV столетия происходили воистину судьбоносные события. Разразилась изнурительная и ужасная по своим жертвам «домашняя» война (историки нейтрально назовут ее «феодальной») между Свидригайло Ольгердовичем и Сигизмундом Кейстутовичем — и Ошмяны превратились в авансцену, на которой разворачивалась эта длившаяся семь лет кровавая драма!



А началось все с того, что великий князь Свидригайло, занявший трон в Вильне после смерти Витовта, поехал в Брест к брату-королю Ягайло на переговоры и решил задержаться в своей провинциальной резиденции — Ошмянском замке. Здесь 1 сентября 1432 года на него и напали сторонники Сигизмунда, совершив тем самым государственный переворот и низложив великого князя, едва спасшегося бегством в Полоцк. Но в плен попала его семья. Собрав значительные силы, одержимый местью Свидригайло вновь двинулся на Ошмяны, где его ждало, однако, полное поражение 8 января 1433 года. Сигизмунд Кейстутович торжествовал победу, да вот тешился он властью недолго: через 7 лет пал от рук заговорщиков. Свидригайло пережил своего врага-кузена на 12 лет и завершил жизнь, полную фантастических взлетов и сокрушительных падений, на Волыни, когда ему было уже за восемьдесят…

Между тем внучатый племянник Свидригайло — король и великий князь Александр Ягеллончик в 1505 году пригласил в Ошмяны монахов францисканцев, которые разместились там, где ранее находилась великокняжеская резиденция, ставшая живым свидетелем описанных выше событий. До наших дней от былой францисканской обители дошли лишь руины кирпичного костела, возведенного в 1822 году. Со временем эта древняя часть города на правом берегу реки Ошмянки получила название Старые Ошмяны.



А новый центр стал формироваться на левом берегу реки, и его назвали Новыми Ошмянами. Там построили ратушу для городского магистрата. Магдебургское право Ошмяны получили в 1566 году, и тогда же был образован Ошмянский повет — самый крупный в столичном Виленском воеводстве. Город и в самом деле стал столицей, причем обширнейших владений — общей площадью около 16 тысяч кв. км! В повет вошли — частично или полностью — территории четырнадцати сегодняшних районов трех областей Беларуси. А кроме того, за поветом значились земли, ныне находящиеся в Литовской Республике. Ну чем не государство в государстве! Повет оказался к тому же долгожителем отечественной истории: он просуществовал почти четыре века, благополучно пережив и ВКЛ, и Речь Посполитую, и Российскую империю!

В межвоенную пору, в 1920-х годах, Ошмяны, как в омут, попали в бурный водоворот событий. Казалось, вернулись времена пятисотлетней давности, когда тут, не щадя живота своего, дрались за трон, за эти земли члены великокняжеской династии Гедиминовичей. Теперь сражение велось уже за Виленский край, и число претендентов на него неизмеримо возросло…



В чьи руки попадет это сладкое яблоко раздора? На него имели виды многие, но в результате сложных военно-политических манипуляций уроженец Ошмян генерал Люциан Желиговский 9 октября 1920 года провозгласил так называемую Среднюю (Срединную) Литву со столицей в Вильне. В это государственное образование, площадью в 10 тысяч кв. км, вошли и земли Ошмянского повета, к тому времени уже существенно урезанного в своих размерах. Средняя Литва чеканила свою монету, выпускала свои почтовые марки, имела свои награды (ордена). Ее населяло более полумиллиона человек. В ней действовало правительство, в которое вошли видные деятели белорусского Возрождения ХХ века: Бронислав Тарашкевич, Антон Луцкевич, Адам Станкевич и др.

Просуществовала Средняя Литва менее полутора лет. На торжественном заседании Учредительного сейма в Варшаве 24 марта 1922 года был подписан «Акт соединения Виленской земли и Польши». Судьба Виленского края и Ошмянского повета была вроде бы решена, однако далеко не окончательно, как показали дальнейшие события.

С началом Второй мировой войны границы перемещали тут еще не раз и не два… В 1940 году вместо повета был образован Ошмянский район. Его нынешняя территория составляет лишь 13-ю часть былого чудо-повета — около 1220 кв. км. А в 1991 году здесь прошла государственная граница Беларуси и Литвы. До нее, то есть до КПП «Каменный Лог», всего-навсего минут 10 езды от Ошмян…

РЫНОЧНАЯ ПЛОЩАДЬ — СЕРДЦЕ ОШМЯН

Все здешние дороги завязала в тугой узел бывшая Рыночная площадь. На ней ранее стояла деревянная ратуша, размещались торговые лавки, корчмы, почтовый двор… С ХVI века площадь собирала вокруг себя наиболее представительную застройку поветового центра.



Сегодня у этой площади, увы, нет своего имени. Она очерчена улицами, по периметру которых расположилась хоть и разнохарактерная, но по-своему гармоничная одно-, двухэтажная рядовая застройка. Среди нее выделяются масштабом и высотой две святыни: стройный, высокорослый костел и осанистая церковь.



Костел Св. Михаила — блестящая иллюстрация стиля «виленского» барокко в его необарочной интерпретации. Парящие над площадью пятиярусные башни изысканного силуэта подобны двум белым тонким свечам, обозреваемым далеко окрест. При подъезде к городу с любой стороны они — великолепный для путешественника ориентир городского центра. Надпись на латыни над входом в храм «TE DEUM LAUDAMUS» («Тебя Боже хвалим»), взятая из христианского гимна IV века, придает истинно пафосное настроение устремленному к небесам костелу…



Церковь Воскресения Христова сооружалась в Ошмянах в тех архитектурных формах, что стали господствовать в Беларуси после поражения восстания 1863—1864 годов. И геометризованно-рубленые формы церкви не в состоянии соперничать с эмоциональной пластикой рядом стоящего костела — этой безусловной доминантой города.



Сохранилась в Ошмянах и рядовая застройка рубежа ХIX—XX веков. Ну а здешнюю синагогу с живописной трехступенчатой крышей и остатками прежнего богатого внутреннего убранства ныне опекает со вкусом оформленный местный краеведческий музей, в котором логичнее всего завершить прогулку по улочкам старинной Ашмяны.

15 апреля 2021 г.

Едва отъедешь от Ошмян по Старо-Виленскому тракту к Минску, как через десяток километров окажешься в старинном поселении Жупраны. Расположилось оно среди живописного лесного пейзажа в долине реки Ошмянки и известно с 1407 года, когда великий князь Витовт даровал тогдашнее местечко Жупраны виленскому воеводе Войцеху Монвиду. Затем оно на триста лет попало к Радзивиллам, а в конце ХVIII столетия стало центром Жупранского графства. Ныне это агрогородок.


«В Жупранах… солдаты жгли целые дома, чтобы согреться на несколько минут. Зарево этого пожара привлекало несчастных, которых суровый холод и страдания довели до безумия; они сбегались в бешенстве и со скрежетом зубов, с адским хохотом бросались в эти костры, в которых и погибали в ужасных мучениях… Такова была эта армия, вышедшая из самой цивилизованной нации Европы, — армия, некогда такая блистательная, победоносная, имя которой еще царило в стольких завоеванных столицах! Ее самые сильные воины, гордо прошедшие по стольким победным полям, потеряли свой благородный облик: покрытые лохмотьями, с голыми, израненными ногами, опираясь на сосновые палки, они едва тащились, а всю силу, которую они когда-то употребляли для побед, теперь использовали для бегства!»

Эти жгуче-обличительные свидетельства о военной кампании 1812 года взяты из знаменитой книги «История Наполеона и его Великой армии в 1812 году». Написал ее генерал-адъютант Наполеона и, по совместительству, военный писатель граф Филипп-Поль де Сегюр. Его мемуары вышли в 1824 году, три года спустя после смерти Наполеона на острове Святой Елены, снискав автору литературную славу и сделав его впоследствии пожизненным (на 43 года!) членом Французской академии, а стало быть, согласно девизу академии, — «бессмертным».



Жупраны долго еще приходили в себя после этого огненного смерча… Между прочим, и до сей поры среди местных жителей живет предание, будто именно под Жупранами Наполеон, проезжавший через местечко за пару дней до пожара, спрятал свой знаменитый «клад» — трофеи из сожженной Москвы. Вот как эпически живописует эти трофеи всё тот же де Сегюр: «Здесь, на бесконечном расстоянии (по выходе из Москвы. — А.В.), в три или четыре линии, все смешалось: кареты, фуры, богатые экипажи и всевозможные повозки, трофеи в виде русских, турецких и персидских знамен и гигантский крест с колокольни Ивана Великого… Можно было подумать, что видишь перед собой какой-то караван, бродячее племя или, скорее, старинную армию, возвращавшуюся после большого набега с пленниками и добычей».

Во главе колоссального обоза, ставшего в конце концов докучливой обузой для Наполеона, и шествовал французский император, но, потеряв всякое терпение, бросил «Великую армию» на попечение маршала Мюрата 4 декабря 1812 года в Сморгони, а сам в крытой карете бежал от преследовавших его по пятам российских войск через Жупраны — в Париж…

Позже явился на свет миф о «кладе Наполеона» — и, само собой разумеется, начались его поиски. Заметим, однако, это бегство французского императора с годами и столетиями обросло таким количеством предполагаемых маршрутов, что сегодня уже крайне трудно, если вообще возможно, сказать, каким же все-таки путем Наполеон предпочел добираться до Вильни — Ковны на завершающем этапе своего похода в Россию. Равным образом злополучный «клад Наполеона» ищут по его запутанным следам второе столетие подряд то тут, то там. Пока, правда, безрезультатно. А вдруг «клад» тут, в Жупранах?! Впрочем, сокровища здесь действительно есть, но — совсем другого свойства…



На небольшой площади в центре Жупран в 1958 году установлен памятник Франтишеку Богушевичу работы скульптора Заира Азгура. Бронзовый бюст Мацея Бурачка — этим популярным псевдонимом пользовался поэт — поднят на двухметровый постамент из красного гранита. Черты лица переданы с портретным сходством. Сюртук с высокой застежкой и накинутый на плечи плащ дополняют характеристику образа. Легенда утверждает, что во время восстания 1863 года именно тут, на площади перед костелом, 23-летний Богушевич выступал перед земляками с пламенными речами…

Заинтересованный прошлым Жупран, он пытался выяснить, откуда происходит имя местечка, и не без оснований полагал, что, возможно, зубры, обитавшие некогда в здешних лесах, дали название Зубранской-Жупранской пуще. Жупраны и сегодня — стоит только взглянуть окрест — в плотном кольце лесов, а вот зубров уже ко временам Богушевича, увы, тут не было…



В 1900 году поэта отпевали в стенах Петро-Павловского костела, который величаво поднимается над бывшим местечком. Огненно-красный храм, наделенный выразительным готическим силуэтом, заложен в 1852 году графом Адамом фон Гуттен-Чапским. И хотя строительство костела растянулось почти на четверть века, вышел он на славу! Сочетание кирпича и бутового камня доведено в кладке стен до совершенства тонкого мозаичного панно. Все детали композиции тщательно выверены.

Шесть мощных столбов делят интерьер на три нефа. Своды украшены готическими нервюрами, полихромной росписью, кессонами с лепными розетками. В 1901 году внутри святыни была укреплена со вкусом сделанная виленским скульптором Яном Арасимовичем мемориальная доска в честь Франтишка Богушевича, и воспринимается она как… икона. Этот памятник ему поставили «приятели» (так сказано на доске) — и тем самым, вольно или невольно, «канонизировали» народного заступника и глашатая национального Возрождения в стенах храма.
Прах песняра покоится рядом с костелом, на кладбище. На семейной могиле Богушевичей стела с его барельефным изображением.



А почти рядом с Жупранами, при столь богатом на исторические воспоминания Виленском тракте, располагаются Кушляны. Житейские пути-дороги не раз приводили сюда Франтишка и в молодые, и в зрелые годы. Да и остаток жизни он провел здесь, общаясь с крестьянами и природой, размышляя о грядущем. Время сберегло для нас этот чарующий уголок простодушных сельских пейзажей — тихий приют трудов и вдохновения.

Богушевичи приобрели Кушляны в 1749 году и пользовались усадьбой почти два века. К 150-летию со дня рождения классика, в 1990 году, в Кушлянах была воссоздана писательская усадьба. Музей-усадьба дает возможность и сегодня представить себе, как выглядело в прошлом «шляхетское гнездо». Тут экспонируются письменный стол, стулья, рукописи, родовые медальоны семьи Богушевичей… В уцелевшей хозяйственной постройке размещается выставка орудий труда и предметов крестьянского быта конца ХІХ — начала ХХ века.



Порадуют глаз в Кушлянах и каплица, срубленная, если верить семейной саге, руками Франтишека и его отца, и густая зелень старого парка с вековыми деревьями и плодовыми посадками, с прямыми аллеями и глухими тропками… Бродя по живописным окрестностям усадьбы, где каждый уголок — драгоценная частица биографии поэта, можно на одной из лужаек за Лысой горой (на ней, по легенде, когда-то существовало языческое капище) повстречать — о чудо! — и самого Мацея Бурачка. Он любил тут бывать в одиночестве. Присаживался на камень, что недвижно лежит доныне, поверял свои думы бумаге...



Когда поэта не стало, сюда пришли мастера-каменотесы, близкие, друзья — и появилась на камне надпись на латинке: «Памяти Мацея Бурачка. 1900 г.». С той поры стал этот крепыш-валун памятником. Идут и идут люди к Мацею Бурачку…

Как образно заметил философ Валентин Акудович, «Бог стварыў Сусвет, Багушэвіч прыдумаў Беларусь… як літаратурнага героя».

12 апреля 2021 г.

Экскурсовод не только рассказывает о местах по маршруту. И не только показывает достопримечательности. Экскурсовод наблюдает за изменениями в любимых и хорошо знакомых местах. Да, мы ведём рассказ, но и параллельно замечаем, где что изменилось: забор перекрасили, клумбу оформили, деревце погнуло ветром… Это все может показаться мелочами, но для экскурсовода это важные моменты, поверьте.


Особенно любопытны наблюдения за дорогой. Вон там цапли стоят, здесь в этом году посадили рапс, а в прошлом году была рожь, а там оленёнок побежал в лес. Мы всё время в пути, мы видим, как меняется природа в разные поры года, встречаем перелётных птиц и говорим им: «Добро пожаловать домой, друзья!» Экскурсоводы знают, где какие буслянки, т.е. гнезда аистов (от бел. бусел — аист), по маршруту. И всегда сердце радуется, когда видишь, что они уже не пустуют, а пара аистов начинает новую жизнь.



Недавно коллега из чудесного Бреста поделилась новостью, что по дороге до Беловежской Пущи возле деревни Большая Турна старая буслянка была разрушена стихией. И поверьте, я сейчас ничуть не преувеличиваю, мне стало очень грустно, почти до слёз. Аист — один из символов нашей страны. То, без чего представить Беларусь просто невозможно.



По легенде, когда-то очень давно, в те незапамятные времена, когда еще Бог общался с людьми, он подошёл к мужчине, который работал на поле, и сказал:
- Возьми, человек, этот горшочек и выкинь его в море. Только ни в коем случае его не открывай. И будет людям счастье.
Мужчина взял горшок и пошёл домой, чтобы переодеться и собраться в дорогу, но там его остановила жена:
- Куда ты так поздно пойдешь? До моря путь неблизкий. Пережди ночь, а с утра отправишься дорогу.
Муж согласился с женой, отвлёкся, а та взяла да и открыла горшочек. И тут… Валом повалила из горшка разная нечисть: жабы, ящерицы, змеи, очень много змей! На пороге дома появился Бог и сказал:
- Хотел я избавить человечество от этой нечисти, но видно сами люди не хотят сделать жизнь свою проще. Так быть вам птицами и собирать нечисть эту по всему свету. И будете птицами вы, и дети ваши, и внуки. До тех пор, пока нечисть эту не соберете по всему свету…
Мужчина был одет в белую рубашку и чёрную жилетку, оттого и обратились они с женой в черно-белых птиц.



Поэтому мы знаем, что аисты не просто птицы, а потомки людей, вот и селятся они к нам поближе, чтобы быть в курсе новостей жизни человеческой. И мы любим аистов, помогаем им, помещаем колёса на столбы, чтобы птицам было проще строить гнёзда. А если какой аист вовремя с сородичами не улетит в тёплые края, то заботимся о нём холодной зимой.



И пусть гнезда в Большой Турне сейчас нет, всё же я верю, что аисты вернутся туда и будут радовать нас снова. Сколько восторга у туристов, когда они видят этих птиц, особенно когда те пролетают совсем низко над дорогой! Скорей бы в путь, здороваться с аистами, улыбаться им и наслаждаться красотой Беларуси. В конце августа птицы улетят в тёплые края. Так будем же ценить каждый удивительный момент и каждый прекрасный летний день, друзья!

4 апреля 2021 г.

Пасха — самый большой христианский праздник. С ним связано множество традиций, сформировавшихся веками. Важная составляющая этого праздника на наших землях — кулинарное празднество. О том, как праздновали Пасху в магнатских усадьбах, в скромных шляхетских усадьбах, в городах и даже в деревенских избах — находим в множестве литературных источников, даже в кулинарных книгах. Подробнее — приглашаем в наши экскурсии, например, к Сапегам в Деречин с Анатолием Вараввой: "Зельвенский кирмаш" (Сынковичи — усадьба Верес — Зельва — Деречин — Дятлово — Новая Мышь) https://viapol.by/assembly/6.22.htm


В страстную субботу как в городах, так и в деревнях в костёл несли святить яйца и соль, после чего их ставили на праздничный стол. Пасха в народной кухне была значительно скромнее, чем в шляхетской, но сильнее связана со старыми обычаями и обрядами. К таким пережиткам языческих верований относятся «писанки» — крашеные крутые яйца, искусно расписанные крестьянками. Обычай красить яйца на Пасху сохраняется по сей день. В старину «писанки» нередко представляли собой настоящие шедевры народного искусства. Яйцо издавно считалось символом жизни, и неудивительно, что оно занимало главное место на пасхальных столах, так как Пасха — это праздник пробуждающейся к жизни природы. Особенно часто раскрашивали «писанки» в красный цвет. Красные «писанки» обладали, согласно древним славянским поверьям, магическими свойствами и якобы очень помогали в сердечных делах.

5 марта 2021 г.

Продолжим наши виртуальные путешествия. И направимся в Снов — к самому, пожалуй, таинственному дворцу в Беларуси, охраняемому денно и нощно милицией. "Только через забор, не подходить!" — надписи и предостережения. Грандиозный — длиной более 140 метров — дворец и парк ждет лучших времен. В Снове более двух с половиной тысяч жителей. И живут они в окружении красивейшего исторического пейзажа, наполненного воспоминаниями о минувшем — близком и далеком: ведь недавно Снову исполнилось 540 лет… Увидеть то, что можно увидеть, услышать невероятные истории приглашаем на экскурсиях: "По обеим сторонам "белорусского экватора" (Ишкольдь — Снов — Вольно — Столовичи — Заосье — Городище — Большая Своротва — оз. Свитязь) https://viapol.by/assembly/6.20.htm. А потом еще будет и "Радзивиллиада"


Среди характерной советской застройки, появившейся тут в 70-80-х годах прошлого века, когда Снов, все более набирая силу, застраивался как «образцово-показательная» деревня, обращает внимание недавняя застройка агрокомбината "Снов", широко известного в стране и за ее пределами своей отменной мясо-молочной продукцией. Былое имение, а затем местечко Снов теперь именуется агрогородком. Такое название он получил в 1994 году, став центральной усадьбой агрокомбината «Снов».

17 февраля 2021 г.

На весь 2021 год мы разместили расписание экскурсий на сайте. Их уже около 500, а ведь пока еще нет 2-дневных... В этом году много нового и интересного, но главное — мы решили использовать научный подход к формированию Графика. Разбили экскурсии на условные категории — по 4 штуки — и «присвоили» каждой неделю месяца. Таким образом каждая экскурсия проходит в определенную неделю месяца (1-ю субботу, 2-ю субботу и т.д.). А чтобы Вы, дорогие друзья, не утонули в этом расписании — мы решили расписать для Вас нашу систему. Каждую неделю мы будем презентовать Вам очередное наше путешествие по многоликой Беларуси. Итак, начинаем:


Каждую 3-ю субботу месяца проходит экскурсия “Там бьет крылом История сама” https://viapol.by/assembly/1.25.htm
Маршрут: Ивье — Суботники — Жемыславль — Трабы — Гольшаны — Боруны — Крево. Экскурсии будут 20 марта, 17 апреля, 22 мая, 19 июня, 17 июля, 21 августа, 18 сентября, 16 октября и т.д.


Что будет:
• Живописные руины древнего замка в Крево — одна из наиболее ярких достопримечательностей Беларуси
• Изумительной красоты дворец с бельведером, отражающийся в воде, в Жемыславле
• «Маленький Иерусалим» — Ивье, где старейшая мечеть, один из старейших костелов (1491 г.!), статуя Христа (ассоциация с Рио-де-Жанейро)
• Живописные руины замка Сапег в Гольшанах, заложенного в 1618 году — своды, коридоры, арки, башни даже в таком виде завораживают
• Один из самых красивых интерьеров костелов в Беларуси — в Суботниках. И еще гробница Унеховских в подземелье
• Старинная деревянная церковь в Трабах — 1784 года постройки: таких осталось мало в Беларуси!
• Комплекс Францисканского монастыря в Борунах с храмом в стиле «виленского» барокко.
• И еще услышим про Академию ариан, про монашеские ордена и архитектурные стили, про знаменитых и просто достойных людей, живших здесь прежде, про нашу историю.



А название экскурсии — из лорда Байрона:
«Там бьет крылом История сама,
И, догорая, рдеет солнце Славы
Над красотой, сводящею с ума…»



Здесь https://viapol.by/assembly/1.25.htm подробная программа с датами и множеством фото. Чего только не собрал в себе, как в драгоценную шкатулку, этот маршрут! Храмы разных конфессий, замки, старинные усадьбы, монастыри и даже фамильную усыпальницу знаменитого шляхетского рода Умястовских…