20 января 2022 г.

Полюбовавшись достопримечательностями к северу и западу от Волковыска, двинемся теперь на всех парах на юго-восток от города по уже знакомой дороге Р44. Она, почти соприкасаясь с границей Беловежской пущи и плавно огибая ее, доставит нас прямиком к торжественной парадной браме Ружанской резиденции Сапег. А оттуда уже иными путями, через Слоним — Барановичи, будем возвращаться в Минск и опишем таким образом впечатляющую дорожную окружность в 600 км, что для одного дня совсем-совсем немало...


ИЗАБЕЛИН

В 10 км от Волковыска, при старом гостинце, располагается эта деревня, а в середине ХVIII столетия, на третьем веку своего существования, это было село Петухово, впоследствии — Крыштофово. Переименовали его в Изабелин в честь Изабеллы, дочери Яна Флеминга, тогдашнего владельца поселения. К тому времени село уже стало местечком, а в конце ХІХ века насчитывало почти 700 жителей (сегодня чуток меньше). Здесь проводились четыре раза в году однодневные кирмаши, раз в неделю — торги. В местечке действовали суконные, кожевенные, шляпные мануфактуры. По развитию промышленности небольшой Изабелин мог поспорить со многими белорусскими городами, а порой и превосходил их.
Ранее здесь действовали униатская церковь, костел, евангелическая кирха, синагога. Уцелели только церковь и костел — они смотрят друг на друга на площади в центре села. Причем судьба здешних святынь сложилась так, что нынешняя православная церковь — бывший костел, а нынешний костел — бывший кальвинистский сбор…



История последнего началась в 1778 году благодаря графу Грабовскому. Позже сбор передали католикам и освятили во имя святых апостолов Петра и Павла. Протестантское прошлое его и сегодня очевидно: костел суховат, аскетичен, почти лишен архитектурного грима как снаружи, так и внутри. Между тем его возводили в пору, когда буйствовало «виленское» барокко. Исключение все-таки сделали для лопаток, которые дробят плоскости главного и боковых фасадов, заключая между собой вытянутые арочные оконные проемы. Сурово-назидательное лицо храма оживляет восьмигранная шатровая башня-звонница над усеченным фронтоном.



Облик стоящей по соседству с костелом Михайловской церкви — ее истоки также в ХVІІІ столетии, а переделки завершились в 1920-х годах — близок к костелу: та же сдержанность декора, те же лопатки, та же звонница, «врезанная» во фронтон, но уже не восьмигранная, а четвериковая. Похоже, оба храма в их современном виде демонстрируют нам полное равнодушие к проявлению внешних форм своей конфессиональной принадлежности. Что поделаешь — так распорядилось время...

ПОДОРОСК



Бывший фольварк располагается на речной террасе правого берега реки Зельвянки. Известен он со второй половины ХVІІІ столетия уже как владение Чечотов, от которых позже перешел к Роману Бохвицу, сыну философа и писателя по призванию, адвоката по профессии Флориана Бохвица (1799—1856). Именно Роман капитально перестроил как усадебный дом, так и прилегающую к нему территорию.
Пейзажный парк охвачен кирпичной оградой. В нее ритмично вставлены приземистые квадратные столбы с забавными конусообразными колпаками. Великолепна парадная кирпичная брама, решенная в виде двух зеркально симметричных пилонов, обставленных колоннами, которые держат антаблемент. Проезд между пилонами, предназначенный для экипажей, замкнут металлической оградой. В самих пилонах устроены арочные входы. Миновав их, попадаешь на широкую, плавно изгибающуюся кленовую аллею. Вдоль нее слева и справа следуют хозяйственные постройки и флигеля, укрытые деревьями. Наконец аллея подводит посетителя к дворцу, а затем резко поворачивает в дальнюю часть парка.



Усадебный дом, перестроенный при Бохвицах, решен в стиле провинциального классицизма. Это одноэтажное, прямоугольное здание, накрытое высокой крышей с торцевыми «заломами». Точеные формы увенчанного треугольным фронтоном портика, который переходит внизу в аркаду и соединен плавными волютами с боковыми выступами-кулисами, придают всей композиции легкость и изысканность. Своим дворовым фасадом, оформленным террасой, дворец смотрит на реку (теперь озеро). Вблизи усадьбы уцелели постройки ХІХ века: кирпичная винокурня и деревянная водяная мельница.
Кроме того, сохранилась в Подороске также Троицкая церковь с элементами позднего барокко и классицизма. Ее построили как костел в 1776 году, а спустя 90 лет переделали в церковь. Совсем недавно, в 1990-х годах, возведенный в простых геометрических формах костел освящен во имя Божиего Милосердия и Св. Эльжбеты.
Однако вернемся к владельцам фольварка. После смерти Романа Бохвица усадьба перешла к его сыну Отто, последнему прямому наследнику знатного рода и последнему из потомственных владельцев усадьбы. Судьба Отто глубоко трагична: в 1939 году он был арестован и расстрелен. В советское время усадьба сменила немало случайных хозяев, часто нерадивых; затем долгое время пустовала и ветшала.

Теперь она является частным владением, и тут идут обширные реставрационные работы: создается музейный комплекс, основная цель которого — представить белорусскую шляхту как особое сословие.
«Мне кажется, посетителям будет интересно посмотреть, как жила шляхта, что она делала, как проводила время» — так вкратце обозначил свои намерения нынешний владелец усадьбы, российский бизнесмен с белорусскими корнями Павел Подкорытов.





Не станем утруждать читателя подробностями восстановительной эпопеи — а это отдельный и по-своему более чем занимательный сюжет, — заметим только, что сама идея первого в Беларуси музея шляхты замечательна сама по себе! Ведь это сословие было очень многочисленно на наших землях по сравнению, скажем, с российским дворянством или западноевропейской аристократией.



Историки утверждают, что шляхта в ВКЛ во времена Речи Посполитой составляла до 10% населения края (тогда как у соседей на западе и востоке и до 1% не доходило). Вот оно, государство «золотых шляхетских вольностей»! Шляхта определяла развитие державы во всех сферах: в политике, в экономике, в культуре, в поведенческих традициях, в быту — словом, воистину творила нашу историю в самом широком смысле слова.





Скажем прямо: мы заждались такого музея! И будем надеяться, что обо всем этом и будет должным образом рассказано именно здесь, в исконно шляхетском гнезде, а не в каком-то городском музее с экспонатами в витринах и на стеллажах.



Аромат старинной усадьбы Чечотов — Бохвицев, сохраненный теми, кто ее опекает ныне, воистину дорогого стоит. И продешевить никак нельзя, чтобы не скомпрометировать саму идею. Ну а поприсутствовать «здесь и сейчас» при рождении музея, узнать все из первых рук как раз, даже прикоснуться к артефактам и позволяет экскурсия «Волковысские россыпи» https://viapol.by/assembly/1.21.htm. Ждем Вас, любители истории и путешествий!

17 января 2022 г.

Западнее Волковыска стоит посетить как минимум три населенных пункта, из которых только один — Гнезно — мы включили в однодневную экскурсию «Волковысские россыпи» https://viapol.by/assembly/1.21.htm, дабы ненароком не «объесться» километрами. Однако в двухдневном маршруте и двум другим объектам, безусловно, найдется достойное место…

ГНЕЗНО

Это старинное поселение, по предположению известного историка ХІХ века Теодора Нарбута, существовало уже в дохристианские времена. У белорусского Гнезно есть знаменитейший тезка в Польше — Gniezno, что в 50 км на северо-восток от Познани, древняя столица Польши, с 1000 года — столица архиепископства, место коронации польских монархов вплоть до ХІV века. Вероятно, под влиянием этого Гнезно и сложилось окончательно имя здешнего бывшего местечка, когда оно в 20–30-х годах минувшего столетия находилось в составе Польши. Ибо ранее его именовали совсем иначе: Гнездо, Гнезная.

Первые письменные сведения о «дво́рце» (небольшой двор) Гнездо появляются в Литовской Метрике в конце ХІV—ХV веках. Тогда это было великокняжеское владение, отданное в пользование богатому шляхетскому роду Монивидов. Впоследствии хозяев тут сменилось немало, и уже супруги Шеметовичи, Ян и Эльжбета, в 1524 году возвели костел, которому была суждена долгая, но далеко не безоблачная жизнь.



В середине ХVІ столетия его превратили в кальвинистский сбор, в 1643 году вернули в католичество. Храм не щадили ни войны, ни пожары, ни варварские ремонты, ни полное людское небрежение на протяжении недавних 30 лет... Теперь он вновь стал действующим костелом, обновлен и горд тем, что ему, по свидетельству знатоков, «нет аналогов среди памятников зодчества, сохранившихся на территории Беларуси».



Святыня сложена из красного кирпича по правилам готической кладки — с заданным ритмом кирпичей, уложенных в ряд вдоль и поперек (ложок — тычок). По периметру храма идут контрфорсы. 25-метровая, богато декорированная башня в виде четверика, переходящего в вытянутый восьмерик, появилась после возведения стен. В костеле два входа: главный (арочный портал) и южный боковой. Поначалу окна стрельчатого абриса были только с юга, затем появились и с севера. В ХVІІІ веке к храму пристроили сакристию у бокового входа. Подземелье святыни использовали для захоронений владельцев Гнезно и других именитых особ. Со временем этот некрополь перестал расширяться, а в начале ХХ века его замуровали.



Пожар 1838 года стал настоящей катастрофой для костела. Через шесть лет храм в основном отстроили, а затем его «долечивали» вплоть до 30-х годов ХХ века. Тем не менее он сохранил свой изначально готический облик, в котором, однако, присутствуют и черты ренессанса. Внутри помещение оштукатурено, пол выложен терракотовыми плитками. Алтарь сооружен в неоготических формах. Рядом с костелом, на кладбище, сохранились надгробия ХІХ — начала ХХ века.



На восток от святыни находится усадьба бывших владельцев Гнезно — Тарасевичей. Тут же располагался когда-то «дворец Гнездо», а затем сменявшие его от века к веку шляхетские резиденции. После пожара 1812 года Тарасевичи реконструировали усадьбу. От парных каменных столбов аллея ведет к господскому дому и хозяйственным постройкам (флигеля, конюшня, ледник). В окружении этих зданий, на берегу пруда, стоит дворец, построенный в 1840-х годах и выдержанный в формах классицизма. Особенно это касается мезонина с двухъярусным портиком. Его столбы и колонны выглядят столь же представительно, сколь и тяжеловесно. Все фасады дворца имеют отдельные входы. В торце постройки в начале ХХ века соорудили алькеж со стрельчатыми окнами — нечто вроде средневековой башни. Сейчас во дворце располагается Гнезненский сельсовет.



ШИЛОВИЧИ

Тему готики, в ее нео-интерпретации, после Гнезно продолжают Шиловичи. Монументальный костел Св. Троицы (1914) необычайно пластичен и наделен выразительным графическим силуэтом. Своим парящим обликом эта святыня напоминает широко известный Троицкий костел в Гервятах, который стал одной из визитных карточек неоготического зодчества Беларуси начала ХХ века. Оба храма почти ровесники, хотя шиловичский чуть-чуть моложе.



Граненая, 55-метровая башня на главном фасаде возносит в небеса латинский крест. Стрельчатые окна, контрфорсы, аркбутаны — этот классический набор каркасной готической конструкции представлен здесь во всей своей чарующей красоте…



Крылья трансепта прорезаны большими четырехчастными окнами, завершены живописными ступенчатыми щипцами и угловыми фиалами. Нервная динамика костела проявлена как в объемной планировке, так и в цвете — в колоритной пульсации красного кирпича и побеленных элементов декора.



МСТИБОВО

В прошлом у этой деревни были и другие имена: Мстибов Городок, Мстибогов, Мстибов. Пошли они, вероятно, от древнеславянского имени Мстибог («мстящий по воле богов»).
По мнению археологов, первое поселение на здешнем городище (находится оно в полукилометре на запад от деревни, на берегу речки Ольшанки) возникло в ХII — XIII столетиях. А в середине ХV века Мстибогов известен как великокняжеский двор, впоследствии — как центр волости (староства), коим владели многие знаменитые роды.

В 1576 году здесь проходил генеральный сеймик ВКЛ, на котором шляхта решила поддержать кандидатуру семиградского князя Стефана Батория на трон Речи Посполитой, благодаря чему закончилось длившееся в стране целый год «второе бескоролевье»…



Примечателен здесь костел Св. Иоанна Предтечи (1919) — яркий пример «геометризованной» неоготики, виртуозно вычерченной зодчим по лекалу и линейке. Изысканно вытянутые линии краснокирпичных башен с шатрами-кивориями задают отточенный рисунок центральной части главного фасада — он представлен в виде очень высокой, упругой стрельчатой арки, которая, словно оторвав от портала двойной вимперг, взметнула последний на высоту щипца и тем самым освободила место над порталом для трехчастного окна. Перед храмом размещена звонница из желтого кирпича в виде триумфальной арки с орнаментальным декором и усеченным шатром.

13 января 2022 г.

На выезде из Волковыска путник невольно поставлен перед дилеммой: в какую сторону податься? Ибо дороги разбегаются тут по всем, что называется, азимутам, и на каждой из дорог свои россыпи достопримечательностей: эти россыпи и дали название нашей новой экскурсии "Волковысские россыпи" https://viapol.by/assembly/1.21.htm. Разумеется, не все, что достойно внимания заинтересованного путешественника, вошло в маршрут: поневоле пришлось ограничивать себя пределом разумного километража. Но в нашем виртуальном путешествии позволим себе упомянуть и о том, что не вместилось в рамки экскурсии, но представляет несомненную историко-культурную ценность.


Начнем, как и полагается следовать по азимутам, с северного направления, и дорога Р44 прямиком приведет нас в поселки Красносельский, Россь и деревню Волпу. Вот с нее и начнем.

ВОЛПА В БЛЕСКЕ ЗОЛОТА

В ХV веке Волпа была владением короля и великого князя Казимира Ягеллончика. Став староством, отошла к канцлеру Льву Сапеге и принадлежала представителям этого рода до 1740 года. В конце ХVIII столетия от последнего монарха Речи Посполитой Станислава Августа местечко получило магдебургское право и герб с изображением бобра в голубом поле. К тому времени в Волпе уже был выстроен деревянный костел Св. Иоанна Предтечи (1773). Внешне скромный, он поражает своим пышным интерьером: броские тона потолка и разрисованных стен, пряно-декоративные алтари, амвон, орган…



Главный алтарь первой половины ХVII столетия, деревянный, выдержанный в стилистике маньеризма и раннего барокко, имитирует форму трехпролетной триумфальной арки, поставленной на солидный цоколь. Между увитыми виноградной лозой колоннами помещена икона «Распятие». По бокам от нее, в нишах, покоятся скульптуры Св. Казимира (небесного патрона Казимира Леона (Льва) Сапеги, подканцлера ВКЛ и одновременно фундатора алтаря) и Св. Иоанна Предтечи, чье имя носит костел. Позолота обильно покрывает боковые колонны, фигуры Бога Саваофа, ангелов, Свв. Елизаветы и Екатерины, рассыпается блеском чудесных резных арабесок, прихотливо оплетающих черную поверхность алтаря сверху донизу… Боковые алтари в крыльях трансепта художественно близки главному, но, судя по всему, выполнены уже в последней четверти ХVIII века.



Памятник народного зодчества — деревянная Петро-Павловская церковь построена в Волпе в 1859 году. Это прямоугольный вытянутый сруб, накрытый двухскатной крышей. К ее фронтальному фасаду примыкает трехъярусная четвериковая звонница с шатровой крышей, завершенной с маковкой. Такая же маковка поставлена в центре храма.

РОССЬ: СТАРИНА И НОВЬ

В городском поселке Россь, в его центральной части, располагается костел Св. Троицы (1801), выдержанный в канонах классицизма. Незатейливый карниз и фриз из триглифов опоясывают храм, а над главным фасадом устроен двухступенчатый парапет с фигурным усеченным щитом, в центре которого находится полукруглое окно. Ряды горизонтальной рустовки придают фасадам святыни подчеркнутую фактурность.



Внутреннее помещение костела перекрыто деревянными цилиндрическими сводами, по периметру проходит деревянная же обходная галерея с массивным карнизом, украшенным сухариками. При входе в храм на четырех колоннах размещена галерея для органа. Храм расписан библейскими сюжетами и орнаментами. По периметру стен в арочных нишах изображены апостолы, а над хорами — медальоны с символами евангелистов. Три алтаря декорированы колоннами коринфского ордера, скульптурами святых и ангелов, покрыты накладной позолотой. В 1908 году в ограде костела появилась звонница модернистского рисунка.



Тогда же на бутовом фундаменте построили Троицкую церковь, которая тоже не избежала влияния модерна. Хотя каноническая четырехчастная композиция в данном случае была сохранена, но моделировка объемов оказалась новаторской: от притвора звонницы идет резкое увеличение ширины и длины трапезной, а затем — молитвенного зала, решенного в виде мощного квадрата с небольшой пятигранной апсидой и двумя крохотными ризницами. К квадрату приставлены два навеса над боковыми входами. Таким образом, контурная линия всех объемов складывается в неправильный овал.

Стоит упомянуть и о здешней усадьбе, которая формировалась с ХVII века при графах Потоцких, а в начале ХХ столетия перешла к Броницким. О том, как выглядел усадебный дом, можно судить по гравюре Наполеона Орды второй половины ХIX века. До наших дней дошел лишь парк площадью около восьми гектаров, разбитый на холмистой территории и с двух сторон ограниченный каналами. Сегодня он принадлежит санаторию «Россь».



В Росси сохранились также синагога, крупномасштабная водяная мельница, интересная рядовая застройка. Кроме того, в 1990-х годах здесь построили уютный городок для военнослужащих. Авторы проекта были отмечены в 1998 году Государственной премией Беларуси.



КРАСНОСЕЛЬСКИЕ «МАЛЬДИВЫ»

Вблизи городского поселка Красносельский располагается комплекс неолитических шахт, датируемый концом третьего тысячелетия до н.э. В него входят: около тысячи шахт, захоронения, места обработки кремня, стоянки и др. С 1969 года, по постановлению белорусского правительства, часть комплекса, находящаяся на юго-западной окраине поселка, объявлена государственным заповедником. Здесь осталось около сотни еще не раскопанных и почти не поврежденных шахтных разработок.



Бóльшая часть территории поселка связана с заводом «Красносельскстройматериалы», история которого насчитывает более столетия и весьма впечатляюще отражена в заводском музее (чего там только нет: бивни мамонта, слепки древних рыб etc.). Однако особенно зрелищными для заезжего гостя являются тут затопленные меловые карьеры, которые с легкой руки авторов рекламных посул получили гламурное имя «Белорусские Мальдивы» — ни много ни мало!



И то сказать: когда еще доберешься да и доберешься ли вообще до одного из самых дорогостоящих в мире элитных мест отдыха в «коралловом государстве» Мальдивы, которое бог, устраивая рай, поместил в Индийском океане, а тут вон тебе — собственные Мальдивы явились и, надо прямо сказать, украсили экскурсию своим присутствием, хотя ни купаться, ни каким-либо иным способом релаксировать там не разрешено, ибо наши «Мальдивы» отнюдь не благоустроены, но увидеть сие бирюзовое чудо, сотворенное изначально природой и случайно человеком, все-таки стоит! Невольно приходит на ум коронная фраза из «дембельных» альбомов: «Кто не был, тот будет. Кто был, не забудет».



И в самом деле, приглашаем тех, кто там не был, да и тех, кто был, на нашу экскурсию "Волковысские россыпи" — начинаем с апреля https://viapol.by/assembly/1.21.htm.

10 января 2022 г.

Так названа одна из новых экскурсий «Виаполя», премьера которой состоится в апреле https://viapol.by/assembly/1.21.htm. На страницах блога в нескольких публикациях мы расскажем об этом увлекательном путешествии в Волковыск и по его окрестностям, изобилующим интереснейшими памятниками и памятными местами. А начнем с самого Волковыска — каков он теперь?


В 2005 году этот город торжественно и многолюдно отметил свое 1000-летие: под 1005 годом Волковыск упомянут в рукописном патерике (книге житий подвижников церкви), принадлежащем перу Иосифа Тризны (?—1656), настоятеля Киево-Печерской Лавры и известного писателя. Однако у историков свой взгляд на возраст этого города, но об этом ниже.

Волковысские «горы», местные легенды о волках... Ну как тут не вспомнить о Риме, о его семи холмах, о Ромуле и Реме, вскормленных волчицей и положивших основание Вечному городу в незапамятные времена! Правда, у Волковыска холмов не семь, а три. А вот преданий хоть отбавляй…



Древняя история Волковыска связана с так называемой Шведской горой — крупнейшим возвышением окружающей город моренной гряды. На запад от нее располагается трапециевидное Замчище — оно пониже Шведской горы, но гораздо больше по размерам. Третья, овальная возвышенность Муравельник лежит в полукилометре на восток от Шведской горы. Изучение этих интригующих объектов началось в 1925 году и не закончено по сей день, хотя раскопано уже почти четыре тысячи квадратных метров культурного слоя.



Итог исследований археологов вкратце таков. На Шведской горе поселение возникло в середине или второй половине Х века. Защитой жителям поначалу служила сама гора с крутыми склонами. В конце Х века тут появился вал высотой 5-7 метров с деревянными укреплениями — встала крепость на славяно-балтском пограничье.

Поселение на Замчище датируется рубежом Х—ХІ столетий, вал высотой 5 метров насыпали в первой половине ХІІ века. В это время Волковыск уже настоящий город — центр ремесел и торговли. Шведская гора стала его укрепленным детинцем, а Замчище — торгово-ремесленным посадом, который после возведения валов превратился в окольный город. В детинце жила аристократическая часть городского населения, в окольном граде — мастеровые да торговцы. К ХІІІ веку у подножия и Шведской горы, и Замчища начали селиться беднейшие ремесленники и пришлый люд. Где был тогда городской торг — пока неясно. Возможно, на Замчище, а после его укрепления — у подножия Шведской горы и Замчища.

Что касается третьей горы — Муравельника, то она, располагаясь в болотистой местности, предположительно служила запасным убежищем для горожан и с ростом города была ими оставлена. Та же судьба к началу ХІV века постигла Шведскую гору и Замчище. Город, войдя в состав Великого Княжества Литовского, постепенно переселился на берега реки Волковыи, где находится и доныне.



Почему все-таки Волковыск? Среди множества версий по поводу названия города преобладает та, что свое имя он получил от реки Волковыи, а она в свою очередь — от волков. Те жутко выли в лесных чащобах, через которые пробивает свой путь Волковыя, прежде чем вольется в Россь — приток Немана. Волк, как и полагается, увековечен в городе в бронзовом памятнике, сделанном с большой симпатией к этому грозному зверю. Есть, конечно же, объяснения имени города куда более цветистые, но на них не станем задерживаться, а лучше вернемся к здешним археологическим древностям.

В середине ХІІ века на Замчище начали строить каменную церковь. Она не была завершена — возвели только фундаменты для трехнефного крестово-купольного храма размером 16  20 м, с полукруглой апсидой и квадратной башней с юго-западной стороны. При этом строители заготовили, как установили ученые, плинфу и камни с отполированными поверхностями, предназначенные для украшения фасадов, что было характерно для Гродненской архитектурной школы. При возведении описанной церкви Волковыск, несомненно, был уже центром удела — Ипатьевская летопись впервые упомянет город только в 1252 году (подчеркнем особо: Ипатьевская летопись — один из древнейших летописных сводов Руси в отличие от упомянутого выше патерика ХVII века, по которому возраст Волковыска исчисляется ныне), а в последний раз бросит взгляд на него в 1280 году.



Миновало столетие — и Волковыск явился уже на новом месте и в новом качестве — как владение господарей Великого Княжества Литовского Ягайло и Витовта. В 1386 году Ягайло встречает в волковысском замке польских послов, после чего отправляется в Краков на смотрины к юной польской королевне Ядвиге, которая, наслушавшись от придворных всяких ужасов, с большой опаской и неохотой ожидала появления своего будущего супруга из дикого края, где в дубовых рощах по-прежнему возжигали огни в честь языческих богов. 14 февраля Ягайла принял католичество, 8 марта был коронован в Кракове и стал Владиславом ІІ — «королем Польши, великим князем литовским и наследником Руси». В 1387 году новоявленный король прибыл в Волковыск, где по его указанию уничтожили старых идолов.



...На город нападали крестоносцы. Они приходили сюда в 1409-1410 годах, а затем встретились с Волковысской хоругвью на поле под Грюнвальдом. С 1413 года Волковыск становится центром староства в Трокском воеводстве, с начала ХVІ века — центром повета в Новогрудском воеводстве. В 1503 году он получает магдебургское право, которым пользуется 270 лет. На его гербе появляется — не трудно догадаться! — воющий волк.

Здесь собираются на генеральные сеймики сенаторы и послы ВКЛ. В 1654 году город разоряют войска шведского короля Карла Х. Своих погибших солдат шведы хоронят под горой на окраине города. С той поры, по народному преданию, гора и стала именоваться Шведской. Полвека спустя у Волковыска появляется уже другой шведский король — Карл ХІІ. Город обращен в руины...

Ему предстоит еще пережить и войну 1812 года, о которой тут и сегодня напоминает симпатичное здание, построенное в 1805 году. В нем 10 июня (по ст. ст.) 1812 года расположилась штаб-квартира 2-й Западной армии под командованием генерала Петра Багратиона. Армия насчитывала 48 тысяч человек. Спустя два дня стало известно, что император французов Наполеон І перешел Неман, ведя с собой в Российскую империю «Великую армию» в 400 тысяч человек (по другим оценкам, в ней было до 600 тысяч человек).



Пробыв в Волковыске неделю, Багратион начинает свое спешное отступление через Зельву, Слоним, Новогрудок, Слуцк, Бобруйск на Смоленск — для соединения с 1-й Западной армией Барклая де Толли. 700 километров пути через реки, болота и леса, с переходами по 35-40 км в сутки. Это безоглядное бегство российские историки позже назовут «замечательной операцией в истории русского военного искусства». Раненный в боях под Бородином, потомок древних грузинских князей Багратион скончался в возрасте 47 лет. А его враг с не меньшей прытью вскоре начал свое фатальное отступление из сожженной Москвы по Старой Смоленской дороге, с невероятным трудом перебрался через Березину и, потеряв всякое терпение, бросил в Сморгони Великую армию, а 18 декабря оказался в Париже... Полгода триумфа и позора! Лучезарные надежды шляхты на восстановление державы предков — Великого Княжества Литовского — и их полное крушение. Разоренная и измордованная постоями обеих армий Беларусь. В Волковыске после этой военной авантюры уцелело 156 жилых домов и около 820 человек «мужеска пола». Негде было разместить даже чиновников царской администрации — управление поветом перенесли в Изабелин, где мы еще побываем в конце нашего путешествия.

Прошли годы… В доме, где квартировал Багратион, в 1948 году открыли краеведческий музей, который спустя пять лет был преобразован в Военно-исторический с присвоением ему имени Петра Ивановича Багратиона. Сегодня музейные коллекции размещены в двух зданиях — в старом усадебном и в новом. В последнем расположились экспозиции «Древний Волковыск» и «Волковыск в ХХ веке». Тут представлены материалы из археологических раскопок комплекса «Шведская гора»: наконечники стрел лука и арбалета, копья, боевые топоры, кольчуга, меч, доспехи немецкого рыцаря времен Грюнвальдской битвы, а кроме того, изделия волковысских гончаров, кузнецов, ювелиров Х—ХIII столетий. Вторая часть экспозиции располагается в старом усадебном доме и в основном посвящена войне 1812 года.



Покинув здание музея и продвигаясь к центру города, вскоре увидим башни костела Св. Вацлава. Построенный в 1848 году, он смотрится очень внушительно. В 1930-х годах подвергся переделкам, и это сказалось на его стилистически размытом облике. Хотя влияние классицизма чувствуется в нем неоспоримо, в целом пропорции здания оставляют желать лучшего. При заданной высоте костел слишком «широк в кости». Святыня взята в бутовую ограду с ажурной металлической решеткой и трехарочной брамой.

Костел Св. Вацлава — единственный в Волковыске памятник-напоминание о католическом прошлом города. А оно богато. Еще во времена Ягайло сюда прибыли монахи-францисканцы, духовно опекавшие будущего короля. Обещанный Ягайло первый в Волковыске приходский костел так и не был им построен. Это позже, в 1430 году, незадолго до смерти, сделал Витовт. Затем в городе появились со своей миссией иезуиты, за ними — пиары и мариавитки... Сейчас без исторических документов и не догадаешься, где все это размещалось. Вместе с католическими святынями исчезли и униатские.



Православие представлено тут церковью Cв. Николая (1874), для которой тогдашние власти выбрали самое выигрышное место — в историческом центре города (ныне площадь Ленина). Укрытая старыми деревьями церковь не блещет архитектурными откровениями, спокойно демонстрируя свою приверженность традициям ретроспективно-русского стиля.

Заметим напоследок, что проведенная к празднованию 1000-летнего юбилея города реконструкция неузнаваемо преобразила Волковыск в лучшую сторону и придала ему уют и гармонию, достойные заслуженных похвал. По-новому заиграла историческая застройка города. Однако пора двинуться дальше — у нас еще много интересного припасено на этом маршруте!

21 декабря 2021 г.

В прошлый раз, говоря об историческом прошлом Борисова, мы подошли едва ли не к самому концу, так и не побывав, однако, еще у истоков города — в том месте, с которого он начинался. А между прочим, выяснить, где находится это место, удалось лишь недавно — в 60-70-х годах ХХ столетия — благодаря обширным археологическим раскопкам…


СТАРОБОРИСОВ И СТАРО-БОРИСОВ

Городище — остатки древнего города ХII—ХIII веков — было обнаружено в деревне (теперь это агрогородок) Староборисов (не стоит путать ее / его со Старо-Борисовом — районом города, тем более что расположены-то они бок о бок!). Первоначально на небольшой горе над поймой реки Бориски — надо же! — обосновался Борисов. Исследования показали, что поселение погибло от пожара, а его жители переместились на четыре километра ниже по течению Березины, у впадения в нее реки Сха. Там был заложен в ХIII столетии деревянный замок. Представлял он собой круглую по форме крепость из дубовых бревен, с башнями и четырехрядными стенами, заполненными внутри землей и камнями.



Как оборонительное сооружение замок просуществовал до конца ХVIII века. Затем его подобрала под себя администрация радзивилловского имения: от случая к случаю тут проводились дворянские собрания. С годами заброшенный и никому не нужный, он в конце концов обветшал настолько, что в 1861 году на его месте построили… тюрьму и казармы. Теперь о замке напоминают разве что рвы, сочащиеся водой. Но место это, в полукилометре от былой Рыночной площади Старо-Борисова, по-прежнему именуется Замчищем.



Что же касается деревни Староборисов, то ее уже в конце ХVIII столетия облюбовали для своего имения вездесущие Радзивиллы. В одном из деревянных строений их усадьбы провел очень беспокойную для себя ночь император Наполеон I — аккурат накануне переправы через Березину. Когда в середине ХIX века радзивилловское имение перешло к царской династии Романовых, «наполеоновский домик» отремонтировали и пристроили к нему домашнюю церковь. В последнюю войну он сгорел…



Украшением усадьбы был роскошный парк с аллеями в форме монограмм великих князей. Эти посадки сохранились лишь фрагментарно. И хотя сама резиденция утрачена, усадебный дом начала ХХ века чудом уцелел. А с годами даже получил в народе название «дом Наполеона» (!), не имея, однако, к французскому императору никакого отношения…

Сейчас «дом Наполеона», подобно беспризорнику, стоит на вершине холма, уныло оглядываясь по сторонам… А между тем, взглянув от его желто-белых стен вдаль, остается лишь замереть от восторга — так изумительно красив здешний пейзаж, которым 4 августа 1941 года вполне мог любоваться Адольф Гитлер, по примеру своего предшественника тоже обозревавший мир истинно «наполеоновским» взором победителя… Ну как тут не задуматься о мистике исторических совпадений! Прилетел сюда фюрер, благо аэродром был рядом, чтобы в компании своих генералов оценить ситуацию на фронте. Или были у него на то совсем иные причины? Из туманных словес политических алхимиков еще советской закалки невозможно, увы, и доныне вполне уяснить себе подлинную цель его тогдашнего визита сюда…

Из агрогородка Староборисов старинная дорога (Р63) ведет к деревне Студенке — и уже от одного этого названия веет лютым холодом березинской купели…

«ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ БЕРЕЗИНУ»

Эти слова принадлежат Анри-Мари Бейлю, более известному под литературным псевдонимом «Стендаль». В 1812 году 29-летний Анри кочует с «Великой армией» и, занимаясь нудными интендантскими делами, одновременно становится участником и зрителем грандиозных батальных сцен: Бородинского сражения, пожара Москвы, отступления своего венценосного кумира из Москвы по разоренной Смоленской дороге и, наконец, пронзительной по своей трагедийности кульминации кампании 1812 года под Борисовом в морозные ноябрьские дни 26—28 по н.с.



Переправа через Березину и гибель 50-тысячного арьергарда и обоза отступавшей наполеоновской армии (в основном разноплеменных гражданских лиц), которая только благодаря усилиям Наполеона преодолела этот природный рубеж, стали апофеозом военной истории Борисова. Воспоминания современников тех событий доныне леденят кровь и повергают в ужас…

Этим трем дням посвящена огромная историческая и мемуарная литература, о них сделаны музейные панорамы и кинокартины, написаны замечательные художественные полотна… О, как кстати оказалась бы для воплощения в красках этого сюжета мощная кисть Микеланджело, создателя фрески «Страшный Суд» в Сикстинской капелле, — дабы запечатлеть тот суровый и праведный суд, который здесь властно вершила История над своим былым фаворитом, триумфатором Европы!

Обозревать место переправы можно как из «партера» театра военных действий — низинной левобережной Студенки, так и с «балкона» — деревни Брили, что располагается на высоком правом берегу Березины. К Брилевскому полю из Борисова ведет дорога мимо «Батарей», и с возвышения вдруг совершенно неожиданно открывается глазам путника потрясающая своим размахом, феерическая пейзажная картина… Занавес распахнут, толика воображения ― и, кажется, вот-вот оживет величественное батальное действо, исполненное колоссального накала человеческих страстей…



Исследователи до сих пор по-разному оценивают потери обеих сторон, равно как и исход переправы. В изложении одних это было явное поражение Наполеона, по мнению других ― несомненное свидетельство его полководческого гения, спасшего императора от неминуемой и позорной капитуляции. Об этом «разночтении» по сей день красноречиво говорят и находящиеся здесь памятники.



Но вот чего, к величайшему сожалению и национальному стыду, здесь нет, так это монумента-кенотафа, посвященного жертвам Беларуси в той военной кампании. Ведь их-то было больше всего — около миллиона человек! Каждый четвертый житель земли белорусской погиб во франко-российской войне 1812 года, названной историографами Николая І «Отечественной». Для Беларуси она отнюдь не была таковой, как не была для белорусского народа Отечеством империя Романовых, поглотившая земли ВКЛ в конце ХVIII столетия.

Неслучайно поэтому шляхта и магнаты «отобранного края» именно с Наполеоном связывали свои радужные надежды на возрождение Отчизны предков. В «Великую армию» по зову сердца, а не по принуждению влилось около 50 тысяч белорусов-добровольцев. В российское же войско царские власти рекрутировали с белорусских земель 130 тысяч крепостных крестьян. Все это и определило великую драму народа, который в силу неизбежных исторических коллизий вынужден был сражаться на двух противоборствующих сторонах…



Двухсот лет нам оказалось недостаточно, чтобы уяснить себе это и наконец-то поставить достойный мудрого народа монумент Примирения — в честь всех тех соотечественников, которых забрали тогда — и навсегда! — политая кровью земля и эта ледяная купель…



Сегодня в этих местах организуются массовые костюмированные реконструкции — представления той воистину грандиозной пьесы, которую по своей прихоти поставила на берегах Березины два с лишним века тому назад История. И «власть места» дает здесь о себе знать доныне...

16 декабря 2021 г.

Борисову изначально, в силу его географического положения, была уготована роль межевого, дозорного города, что нашло прямое отражение в его гербе, данном в 1792 году монархом Речи Посполитой Станиславом Августом Понятовским. На серебряном поле герба были изображены ворота с двумя башнями и парящий в облаке над ними апостол Петр с двумя ключами в правой руке. Не правда ли, невольно возникает ассоциация с вратами в рай?..




Вот только, увы, жизнь города «райской» отнюдь не назовешь: войны слишком часто посещали Борисов ― такова типичная судьба города-крепости на важнейшем стратегическом направлении из Восточной Беларуси в Россию. Казалось бы, военные события должны были оставить в анналах города подробные свидетельства героизма и мужества местных жителей, но, как отмечал еще в 1847 году в «Описании Борисовского повета» граф-историк Евстафий Тышкевич, «в исторических источниках об этом говорится очень мало», да и «не нашлось собирателя преданий, который на свой лад развил бы события далекого минувшего и сложил бы песни».

Приняв версию об основании города полоцким князем Борисом, стоит сказать, что последний за неудачи в борьбе с земгалами был изгнан из Полоцка, а затем вновь возвращен в столицу кривичей, когда о Борисове заговорили уже и летописи — Лаврентьевская и Ипатьевская. В 1128 году Борис умер, оставив в память о себе не только город, но и так называемые Борисовы камни — монументальные памятники истории, письменности и природы одновременно. Эти огромные гранитные валуны имеют под изображением шестиконечного креста надпись: «Господи помози рабю своему Борису». Специалисты давно, но пока безуспешно бьются над разрешением загадки: что означают эти камни и о какой помощи князю Борису просят они Бога? Версий — через край, но ни одна из них не является безупречно аргументированной.



Со смертью князя Бориса основанный им город становится центром удельного княжества и вместе с другими кривичскими княжествами подпадает под власть Киева, однако ненадолго. Час распада «империи Рюриковичей» пробил в 1132 году, когда ушел из жизни великий князь киевский Мстислав Владимирович и независимость Полоцкой земли была восстановлена, но затем и Полотчину постигла участь Киевской Руси. Борисов же на три с лишним столетия погрузился во мглу…



СМЕНА ДЕКОРАЦИЙ

Письменные источники «вспомнили» о нем только в 1450 году (!), и уже в другом государстве — Великом Княжестве Литовском. В 1563 году город получил магдебургское право и стал центром волости, позднее староства — великокняжеского имения. Поделенное в 1560-х годах между Минским и Оршанским поветами, Борисовское староство хотя и существенно ужалось в своих размерах, но просуществовало аж до второго раздела Речи Посполитой (1793), являясь собственностью магнатов: то Радзивиллов, то Огинских, то опять Радзивиллов. Через два года Борисов стал поветовым городом и избавился от радзивилловской опеки в 1798 году, а бывшая волость-староство в ХIX веке отошла к великим князьям из Дома Романовых.

Смена власти в крае привела к тому, что на Березине в 1797 году начали строительство крупной водной системы, которая должна была соединить Черное и Балтийское моря через Западную Двину, Днепр и их притоки. Это сложное гидротехническое сооружение, длиной в 160 километров, со множеством шлюзов, плотин и каналов, созданное на протяжении восьми лет руками десятков тысяч крепостных крестьян-землекопов, просуществовало до начала ХХ столетия, после чего, не выдержав конкуренции с железными дорогами, пришло в упадок. Однако для Борисова Березинская система оказалась мощнейшим толчком в экономическом развитии: город превратился в главный порт на Березине и центр судостроения в Беларуси. Как символ этого впечатляющего взлета поднялся над рекой высокий разводной мост…



Когда возникла идея прокладки железной дороги из Бреста на Москву, направление ее в сторону Минска — Борисова не было у проектировщиков из российского министерства путей сообщений приоритетным. И лишь благодаря настояниям великого князя Николая Николаевича, брата Александра II, в 1868 году появилась резолюция императора, которая положила конец спорам, — три года спустя дорога прошла через борисовские владения Романовых. В трех километрах от Старо-Борисова, на правом берегу Березины, появился двухэтажный деревянный вокзал, впоследствии замененный на кирпичный, а возникший вокруг него поселок получил имя Ново-Борисов (с 1900 года он вошел в городскую черту).

Таки да, начался настоящий промышленный бум! Сюда хлынули предприниматели разных мастей и интересов. Вырастали фабрики и заводы. Не остался в стороне от веяний времени и великий князь Николай Николаевич — он обзавелся собственной мельницей и лесопильным заводом.
Через треть века после пуска железной дороги в городе было уже более 30 фабрик и заводов. Особенно славились своим качеством здешние хрустальные изделия, бумага и спички, которые представляли Борисов на международных ярмарках, получая высокие награды. Широкую известность приобрели борисовские пароходы (между прочим, в Беларуси пароходы только здесь и производили). Стремительно росло население города, и в конце 1910 года оно достигло уже 20 тысяч человек — ныне в Борисове более 140 тысяч жителей.



Менялся к лучшему облик исторического центра города, где жила городская знать: купцы, духовенство, офицеры. Там мостились улицы, деревянные дома заменялись каменными, на улицах появлялись газовые фонари… В то же время Ново-Борисов, вдвое превзойдя по площади Старо-Борисов, прозябал в неустроенности и страдал от скученности населения. Мещане развлекались в выходные дни прогулками по мосту через Березину да на вокзальном перроне, где играл духовой оркестр пожарников. Появление в городе первых кинотеатров и клубов, налаживание самодеятельных спектаклей и концертов, безусловно, вносили оживление в повседневное серое существование…

ЛИЦО ГОРОДА СЕГОДНЯ

Ушел ХХ век с его революционными и военными потрясениями, и к сегодняшнему дню Борисов превратился в крупнейший, разумеется после Минска, город столичной области! В его древнем центре, на бывшей Рыночной площади, стоит монументальный православный Воскресенский собор (1874) ― броская и колоритная архитектурная вариация на тему московско-ярославского культового зодчества ХVII столетия. Рядом с собором в 2002 году был поставлен памятник основателю города ― князю Борису.



Неподалеку находится каменный костел Рождества Пресвятой Девы Марии, строительство которого велось в 1806—1823 годах в формах позднего классицизма. Сейчас его восстановленная пятиярусная башня возвышается над рядовой застройкой и вместе с брамой-звонницей (1907) Воскресенского собора формирует силуэт Старо-Борисова.

Среди одно-, двухэтажных каменных жилых домов выделяется дошедшее почти в первозданном виде кирпичное здание синагоги (когда-то их было в Борисове тринадцать — уцелели три). Несомненно, внимание туриста привлекут протяженные торговые ряды (1908) с кирпичным узорочьем по фасаду.



В Ново-Борисове «реликтовым» местом считаются «Батареи» ― артиллерийские земляные укрепления, которые возводились по плану Барклая де Толли накануне войны 1812 года для обеспечения прикрытия 20-тысячной российской армии. С их строительством, однако, не успели вовремя управиться, и потому своей оборонительной роли они так и не сыграли. Но при отступлении наполеоновского войска тут происходили жаркие сражения: кавалерийский корпус российского генерала Карла Ламберта вступил в схватку с оборонявшими батареи белорусско-польскими частями, входившими в состав «Великой армии» французского императора. Потери оказались значительными с обеих сторон. Граф Ламберт был тяжело ранен. Мост через Березину, что располагался у батарей, русские войска захватили и уничтожили. Надежда на переправу армии в Борисове для Наполеона тотчас рухнула — и он пребывал в гневе и отчаянии…



Однако оставим пока 43-летнего французского императора в его мрачных раздумьях и лихорадочных поисках выхода из тупика. Мы еще вернемся к разговору об его пребывании в окрестностях Борисова.

1 декабря 2021 г.

Жлобин стоит у оживленной автомагистрали М5, в двухстах километрах от Минска и в ста — от Гомеля. Недавно ему исполнилось 95 лет. Если, разумеется, отсчитывать эту дату от 3 июля 1925 года, когда Жлобин, уже будучи советским районным центром, официально получил статус города. А между тем поселение на правом берегу Днепра, при впадении в него речки Черночки, существовало в Средневековье, и даже гораздо ранее… Экскурсии в Жлобинский район мы делаем регулярно, наверное, самая популярная — "Бобруйский треугольник" https://viapol.by/assembly/1.15.htm...


В числе первых городов, возникших на Жлобинщине и вообще в восточной части Белорусского Полесья, значится Стрешин — ныне городской поселок, находящийся в двух десятках километров на юго-восток от Жлобина. Некоторые ученые отождествляют его с древним городом Полоцкой земли Стрежевым, упомянутым в летописях в связи с военным походом 1127/1128 года южнорусских князей на Полоцкую землю.



В далеком прошлом тут стоял деревоземляной замок в виде небольшой феодальной усадьбы. Около замка размещался торгово-ремесленный посад. К ХVII веку в городе были уже корчмы, мельницы, церковь, костел, торговые лавки, пекарня, паромная переправа через Днепр… В 1654 году Стрешин был разорен казаками гетмана Войска Запорожского Ивана Золотаренко, после чего навсегда утратил значение города-крепости.



ДВУХИМЁННЫЙ ЖЛОБИН

В исторической тени Стрешина долгое время пребывало поселение Злобин, теперь — Жлобин. Его родословие только в последнее время обрело у историков, отвергнувших прежние ошибочные версии, в качестве начальной даты 1654 год. Владение могущественных магнатов Ходкевичей — Жлобин располагал княжеским замком, укрепленным земляным валом и деревянными стенами-городнями с башнями и брамой. Цитадель выдерживала неоднократные осады во время войн между Великим Княжеством Литовским и Московской державой, разделив печальную участь Стрешинского замка в ходе 13-летней войны с русским царем Алексеем Михайловичем.



С 1793 года местечко Жлобин оказалось в составе Российской империи и жило преимущественно сельскохозяйственным трудом да мелкой торговлей. В конце ХIХ — начале ХХ века тут прошли две оживленные железные дороги — Либаво-Роменская и Петербургско-Одесская, что коренным образом изменило и облик, и ритм жизни Жлобина.

На глазах одного поколения местечко превращается в крупный транспортный узел, перевалочный пункт, к которому сходились водные и железнодорожные пути. Разнообразные товары следовали отсюда по железным дорогам к важнейшим экономическим центрам России: Москве, Санкт-Петербургу, Киеву, Варшаве, а также к прибалтийским портам: Риге и Либаве (ныне — Лиепая).

Город поделен железной дорогой на две части — северную и южную. Его главная улица связывает центральную и северную части с парком и Днепром. Живописно выглядит панорама обращенного к реке современного городского ансамбля, в котором представлен своими куполами Троицкий собор, возведенный в конце ХХ века в традициях ретроспективного зодчества века предыдущего. Действует тут и католическая каплица Св. Казимира.



СИМВОЛЫ БЫЛОГО

Северо-западнее Жлобина располагается агрогородок Красный Берег, с ХVI века известный как деревня, затем — как имение. Здесь сохранился обширный дворцово-парковый ансамбль. Во второй половине ХIХ века имение принадлежало генерал-лейтенанту инженерии Михаилу Гатовскому. Через его дочь Марию, как приданое, оно перешло к Викентию Козелл-Поклевскому, наследнику огромной собственности на Урале и в Сибири, созданной неустанными трудами его отца — предпринимателя-миллионера, общественного деятеля, мецената и благотворителя Альфонса Козелл-Поклевского (1809—1890), уроженца Лепельщины.



Возглавив торговый дом отца после его смерти, Викентий не забыл о своей исторической родине. Сооруженная при нем с отменным вкусом и подлинным размахом усадьба включала в себя дворец, флигель, хозяйственные строения, парковые композиции, взятые в кирпичную ограду с брамой.



По сей день интригующе смотрится нарочито асимметричный по своей композиции дворец. Его выстроил в 1893 году видный петербургский архитектор с немецкими корнями Виктор Шрётер (1839—1901), органично соединивший в облике дворца элементы готики и ренессанса, интерпретированные им в динамичной стилистике модерна. Силуэтную выразительность дворцу придают шатры башен, мансардные крыши, эркеры, остроугольные щипцы, слуховые окна… Прихотливая колористика здания строится на фактурном сочетании краснокирпичных, оштукатуренных и побеленных стен, декоративных элементов из камня-песчаника и серебристых металлических чешуйчатых шатров.



В интерьерах сохранились богатая лепнина, искусные фризы, камины, плафоны с картушами, керамическое покрытие пола... Каждый из залов имел особую стилистику — «романскую», «арабскую», «ренессансную». Хрусталь, фаянс, фарфор, живопись, стильная мебель вносили свою неповторимую ноту в причудливую гармонию этого архитектурного ансамбля-коллажа.



Одновременно с возведением дворца был разбит пейзажный парк, посажен плодовый сад. Над этим потрудился знаменитый ландшафтный архитектор, главный садовник Варшавы Франтишек Шаниор (1853—1945). Из сада через парк к реке Добосна протянули канал с тремя мостиками. Подъездная аллея вела к усадьбе, начинаясь от монументальной неоготической въездной брамы. Элементы этого же стиля использованы и в оформлении разнообразных хозяйственных построек (винокурня, конюшня, оранжерея, водокачка). Ныне усадьба после долгой, почти 20-летней реставрации стала музеем.



Есть в Красном Береге и еще одна достопримечательность — открытый в 2007 году в яблоневом саду мемориал, задуманный как развернутая в пространстве панорама пронзительной военной трагедии. Он не имеет аналогов не только в Беларуси, но и в мире. Основой для его создания стали подлинные события Великой Отечественной войны. Неслучайно памятник носит второе название — «Детская Хатынь»…



Немецкие власти создали на территории учебного хозяйства в Красном Береге сборный пункт для подростков, которых насильно отправляли в Германию, а часть — распределяли по госпиталям в качестве доноров крови для раненых немецких солдат и офицеров. Спроектированный творческой группой (архитектор Леонид Левин, скульптор Александр Финский, художник Светлана Каткова и др.) мемориал потрясает своей пронзительной пластикой и глубоким трагизмом…

23 ноября 2021 г.

Прежде чем «назначить» Игумень районным центром, советские власти в сентябре 1923 года поменяли ему имя. Президиум ЦИК БССР решил: «Переименовать город Игумень в город Червень, о чем сообщить вышестоящим органам Союза ССР». Для нового имени взяли название летнего месяца июня (по-белорусски — чэрвень). Более того, оказалось, что и стоит-то город не на реке Игуменке, как это было испокон веку и в чем искренне были уверены поколения игуменцев, а на реке… Червенке. Как говорится, менять так менять!


А вот зачем менять — станет ясно, когда мы вслушаемся в написанные более полутора столетий тому назад слова Павла Шпилевского, чье детство прошло в этих местах.

«…Игумень получил начало от женского монастыря, построенного греческой игуменьей из Афонской горы; в каком месте был этот монастырь — не сказывают определенно; одни думают, что там, где ныне церковь, вследствие чего говорят, будто до сих пор под церковью сохранилось подземелье с каменными стенами, в котором спрятаны медные изображения двенадцати апостолов; другие замечают, что монастырь этот построен был на месте нынешнего глухого озера… тут уж является целая легенда, будто на этом месте некогда существовало какое-то поганское болванище (то есть идол), к которому собиралось много народа…»

Оборвем эту цитату большого охотника и мастера рассказывать легенды да предания и зададимся риторическим вопросом: можно ли было из города с таким родословием делать советский районный центр?! Вот почему Игумень уже почти сто лет является Червенем!

«Историческими воспоминаниями Игумень очень беден», — утверждал все тот же Павел Шпилевский, и с этим нельзя не согласиться. В самом деле, очень долго это был небольшой, сплошь деревянный и порядочно грязный городок, внимание на который письменные источники обратили в 1387 году. Войдя в состав Российской империи (1793), местечко превратилось в поветовый центр Минской губернии. В таком же качестве (с заменой слов «повет» и «губерния» на «район» и «область») он пребывает доныне, насчитывая теперь около десяти тысяч жителей.



В Игумене в семье губернского секретаря родилась Мария Мекота (1869—1896) — мать классика белорусской литературы Максима Богдановича. О ней, как и о других славных людях Червенщины, повествует экспозиция местного краеведческого музея. Интереснейшие достопримечательности сберегают и окрестности Червеня…

СМИЛОВИЧИ

В 1791 году владельцем имения Смиловичи (ныне это городской поселок на реке Волме) стал Станислав Монюшко (1734—1807), воспитанник Виленского университета, человек незаурядных талантов: он и арендатор, и эконом, и ростовщик, и судья военного трибунала… В общем, один из богатейших людей в крае, да к тому же еще и отец 16 детей, из которых 10 дожили до зрелого возраста... Дворец, построенный им в Смиловичах в начале ХIХ века, был со временем превращен его сыном Казимиром в эффектное неоготическое двухэтажное сооружение с романтичной, завершенной зубцами башней, которую прорезали живописно декорированные оконные проемы.



Ученый и страстный библиофил, работавший в области народного образования, Казимир Монюшко был еще и художником, и архитектором, а главное — душой семьи. В его гостеприимный смиловичский дом нередко наведывался племянник, сын брата Чеслава, — Станислав, названный так в честь знаменитого деда, будущий великий композитор, а на ту пору — белокурый, угловатый подросток. Пройдут десятилетия, и впечатления юности возродятся в его музыкальных творениях. Слушая третий акт оперы «Страшный двор» — вершины композиторского дарования С. Монюшко, мы уловим в звуках полонеза пение старинных часов… Да-да, тех самых, что будили своим серебряным звоном таинственную тишину залитого лунным светом дома дяди Казимира в Смиловичах…



Перестройки этого усадебного дома-дворца продолжались, уже при Ваньковичах, вплоть до 1900 года, когда вступил в свои права стиль модерн и благодаря ему здание обрело элегантный облик и усложненный силуэт. Старинное родовое гнездо воплотило в себе ни много ни мало труд трех поколений родов Монюшко и Ваньковичей.



Говоря о Смиловичах, разумеется, нельзя не упомянуть и об еще двух знаменитых именах. В 1893 году здесь в семье портного Залмана (Соломона) Сутина родился десятый ребенок — сын Хаим. Он прожил пятьдесят лет и вошел в число величайших мастеров изобразительного искусства ХХ века.



Определяя стиль его живописи, искусствоведы именуют ее «волшебным реализмом». Среди почитателей таланта Хаима Сутина были Модильяни, Пикассо, Шагал, Чаплин… В смиловичском Центре детского творчества действует музей Хаима Сутина (экспозиция была создана в 2008 году) и Шраги Царфина — еще одного известного художника парижской школы, родившегося в 1900 году в Смиловичах.



УБЕЛЬ

Фольварк Убель (неподалеку от деревни Озерный) с 1815 года принадлежал Чеславу Монюшко. Оставив военную службу, он поселился здесь с женой Эльжбетой, урожденной Моджарской (она приходилась правнучкой армянину из Турции Ованесу Маджаранцу (Яну Маджарскому), наладившему для Радзивиллов производство знаменитых «слуцких поясов»). 5 мая 1819 года у них в Убеле родился сын Станислав Ян Эдвард Казимир Монюшко — композитор, дирижер, основоположник польской и белорусской оперы.

В этот оазис детства Станислав будет возвращаться вновь и вновь — в мыслях и наяву. Уже будучи европейской знаменитостью, он побывает тут в последний раз в 45-летнем возрасте.

Две акварели Наполеона Орды запечатлели трогательный облик небольшого фольварка — с фасадной и тыльной сторон усадебного дома. В «фасадном» рисунке прописаны все мельчайшие детали композиции. Отмечен и рослый тополь, посаженный, согласно семейному преданию, рукой композитора. Частично уцелела подъездная дорога к усадьбе, но, увы, не она сама...



В 1966 году в Убеле открыта стела, на которой значится памятная надпись в честь С. Монюшко и воспроизведено нескольких нотных тактов из оперы «Галька». Созданный в 1969 году в средней школе деревни Озерный музей С. Монюшко — до сих пор единственный в мире! — к 200-летию со дня рождения композитора переместился в Смиловичи. Опера «Галька» уже в наше время была представлена публике в 25 странах — даже в Мексике, на Кубе, в Японии… В Токио есть Институт славянской культуры имени С. Монюшко. В Беларуси небольшие сочинения Монюшко исполняются в различных концертах. А в 2013 году Музыкальный дом «Классика» поставил одноактную оперу Монюшко «Verbum Nobile» («Честное слово»). Написанная в Варшаве, она в Беларуси никогда ранее не звучала.

17 сентября 2021 г.

Продолжим ретропутешествие «Жизнь — Отчизне. Честь — никому» по ближайшим окрестностям Минска, накрепко связанным с именами представителей знаменитого рода графов фон Гуттен-Чапских. Теперь перед нашими глазами — их родовое гнездо Станьков, ныне именуемый Станьково.

«ПАМЯТКИ ОТЦОВСКИЕ, СПАСЕННЫЕ ИЗ БУРИ ИСТОРИЧЕСКОЙ…»

Эти слова принадлежат Эмерику Захарию Миколаю Северину фон Гуттен-Чапскому, видному государственному деятелю Российской империи, страстному любителю старины, коллекционеру, библиофилу, основателю музея в Станьково и владельцу Станьковского Ключа. Он родился в Станьково 17 ноября 1828 года. А завершил свой земной путь на 68 году жизни в Кракове, где похоронен на главной аллее знаменитого Раковицкого кладбища, рядом с могилой всемирно известного польского художника Яна Матейко, с которым был дружен. Незадолго до смерти Эмерика Чапского в его честь была выбита золотая медаль с символической надписью: «Светись на бездорожье жизни».

Имея за плечами Виленскую гимназию и Московский университет, он в 23 года поступает на государственную службу в Министерство внутренних дел. В печальном для Беларуси 1863 году становится губернатором Великого Новгорода, а вскоре — вице-губернатором Петербурга. Уже будучи директором лесного департамента Министерства государственной собственности, получает от российских властей подтверждение графского титула с добавлением «фон Гуттен» к фамилии Чапский. Между тем назревает его конфликт с самим императором Александром Вторым. Оговоренный недругами, он подает в отставку и возвращается на родину, в Станьково. Перешагнув 50-летний рубеж, граф оказался вольной птицей в своих владениях, а они были весьма обширны (свыше 40 тысяч гектаров!) и требовали постоянного внимания.



Станьковский Ключ — таково собирательное название собственности Эмерика — включал в себя деревни, фольварки, лесные угодья, мельницы, смоло- и винокурни и пр., и пр. Однако, помимо активной хозяйственной деятельности, Эмерик Чапский смог наконец вполне отдаться своему еще юношескому, со времен Виленской гимназии, увлечению — коллекционированию. Эта страсть поглощала все его свободное время. В результате в Станьково возникла крупнейшая в Беларуси частная коллекция-музей. Презентация, как сказали бы мы сейчас, лишь части этого уникального собрания на выставке в Варшаве (1889) получила высокую оценку экспертов, а коллекционер из Станьково был удостоен специального диплома.

Шли годы, подрастали дети, которые обзаводились собственными семьями... В 1894 году Эмерик делит свои владения между повзрослевшими сыновьями. Станьково отходит к Каролю, а Эмерик вместе со своей женой Эльжбетой снимаются с насиженного гнезда и — становятся жителями Кракова. Именно там был куплен неподалеку от Вавеля дворец (он сохранился до наших дней), куда переправили самые ценные вещи из станьковского музея: 6 вагонов, 134 упаковочных ящика, а в них — нумизматика, медальоны, фарфор, оружие, книжные раритеты, старая гданьская мебель, уречско-налибокское стекло, парадные монаршие портреты, ценные гравюры, иконы...



Перечень так долог и впечатляющ, что легко согласишься с внучкой Эмерика — Марией Чапской, которая, описывая по-французски подробности своего житья-бытья в Станьково, назвала свою книгу просто и лапидарно: «Европа в семье». И впрямь, только вещный мир старой усадьбы раздвигается на глазах читающего эту книгу до размеров целого континента культуры!..
Теперь этот «континент» можно увидеть в Музее им. Эмерика Гуттен-Чапского, который является филиалом Национального музея Польши в Кракове, ибо то, что Эмерик оставил в Станьково сыну Каролю, бесследно утрачено — сметено революционными бурями, «пайшло дымам» в военных пожарищах…



Резиденция занимала около 15 гектаров на ровной террасе ручья Рапуса, притока Усы, и воплощала в себе романтический образ старого шляхетского родового гнезда, которое воспринималось его обитателями как «приют трудов и вдохновений». Каменный двухэтажный дворец, с одноэтажными крыльями, которые со стороны парка смотрелись как граненые башни-алькежи, с крыльцом и просторной верандой на главном и парковом фасадах соответственно, был сооружен Эмериком в начале 1860-х годов по собственному вкусу — без всяких претензий на «замковую» представительность и без желания во что бы то ни стало потрясти чужое воображение.

«Скарбчык», каплица, жилой и кухонный флигеля, амбар, оранжерея, теплицы, питомники, хозяйственный двор дополняли архитектурный облик усадьбы. Все это было взято в мощную ограду с въездными брамами и окружено прекрасным пейзажным парком, в котором произрастало более восьми тысяч деревьев и кустарников.



Трогательной опекой парка Чапские занимались постоянно, относясь к нему как к равноправному члену семьи. Это зеленое чудо дополняла развитая водная система с двумя каналами и большим озером, на котором расположились два насыпных острова. На одном из них была поставлена статуя Богоматери, на другом — беседка-ротонда на восьми каменных колоннах, накрытых… соломенной крышей. Отраженная в глади воды, беседка и сегодня смотрится удивительно поэтично: кажется, будто меж ее колонн порывы ветра рождают музыкальную мелодию — ни дать ни взять Эолова арфа…



Подземными переходами дворец соединялся с кухонным флигелем в стиле позднего классицизма и со «скарбчыкам», который был переделан в неоготическом стиле из гораздо более старой, чем дворец, постройки в некое подобие средневекового замка и предназначался для хранения менее значимых коллекций. Первый этаж дворца был превращен, по словам одного из друзей графа, в «колоссальную шкатулку». Там размещались главные «древности» станьковского коллекционера, занявшие парадные залы и салоны, рабочий кабинет Эмерика с прилегающей к нему громадной библиотекой, в которой 20 тысяч томов, часто с автографами авторов, соседствовали с географическими картами, гравюрами и нумизматикой. На втором этаже дворца находились покои для отдыха.



…Графские чертоги сожгли партизаны во время Второй мировой войны в отместку за то, что там размещались немцы. Не правда ли, странная месть стенам, которые не выбирают себе гостей — прошеных или непрошеных? Усадьба, увы, лишилась своей архитектурной доминанты, и это прискорбно обедняет ее. Зато, к счастью, уцелели «скарбчык» с забавным камнем-валуном наподобие седла, кухонный флигель, коровник, вместительный и живописный амбар, сложенный из кирпича и бутового камня. Частично сохранились брама в виде трехпролетной стрельчатой арки и сторожка при ней. Восстановлена православная церковь Св. Николая, возведенная Чапскими в 1858 году вблизи озера. По-прежнему глаза порадует парк своими могучими деревьями — стражами истории и ее живыми действующими лицами…

ПРОШЛОЕ, УСНУВШЕЕ НАВЕКИ

Завершая это путешествие, будет, пожалуй, к месту заметить, что шляхетские усадьбы, старинные фольварки издавна формировали вкусы своего времени, отражали в себе стиль эпохи, а порой и стили эпох. Они — рукотворная печать, оставленная ушедшими поколениями на изорванных страницах Книги Бытия. Сколько этих уютных родовых гнезд было некогда разбросано по Беларуси — пока никто точно не подсчитал. Сколько их загублено — разорено, сожжено, разграблено, злобно или равнодушно втоптано в грязь — за десятилетия минувшего, лихого века политических, военных, социальных экспериментов над людьми и историей, — пока нам тоже неведомо. Даже сколько их осталось в живых — мы знаем приблизительно!

А из этих оставшихся лишь немногие могут, и то словно бы краснея, как будто извиняясь, показать сегодня свое поблекшее лицо современникам. Да, с уродливыми шрамами. Да, сильно осунувшееся, неухоженное — и все-таки светящееся изнутри изысканной, первородной красотой, вложенной в эти гнезда их создателями с любовью, с трепетом, со знанием дела…



То был особый союз материи и духа — мир своеобразной культуры, налаженного быта, поведенческих привычек, сословных традиций, семейных взаимоотношений, родовых преданий и легенд, что копились из века в век, передавались из рук в руки… Он звал, он манил к себе теплом и уютом домашнего очага. Он ранил душу ничем не истребимыми воспоминаниями детства и юности. Он заставлял до одури рыдать на чужбине, какой бы благоустроенной она ни была, об утраченном счастье, которое — через страны и континенты — пробивалось к изгнаннику волшебно мерцающими огнями в окнах родного дома…

Рухнул ли этот мир окончательно, точно охваченные бушующим пламенем стропила, и теперь догорает, испепеляя себя дотла в жалких остатках былого величия и великолепия? Возьмем на себя смелость сказать: нет! И только от нас самих зависит, станет ли его сегодняшнее существование агонией, или оно наполнится иным содержанием и таким образом обретет новую, полнокровную жизнь…

5 сентября 2021 г.

Это романтическое ретропутешествие знакомит с расположенными неподалеку от Минска усадьбами старинного рода графов фон Гуттен-Чапских, представители которого внесли свой неоценимый вклад в историю Беларуси. Один из них — Кароль Чапский более десяти лет был минским городским головой. Действуя с брутальным размахом, он превращал провинциальный губернский центр в город воистину европейского масштаба и благоустройства. Девиз рода Гуттен-Чапских и дал название этому путешествию, которое, начавшись в Минске, пройдет по живописным окрестностям белорусской столицы.


Современники по праву называли Кароля Чапского «человеком исключительных способностей, энергии и инициативы, широких взглядов, человеком труда и сил необычайных». Когда он заступил на должность городского головы — главного лица в иерархии тогдашней исполнительной власти в Минске, ему было 30 лет. К тому времени Кароль уже закончил немецкую гимназию в Петербурге и Дерптский (ныне — Тартуский) университет со степенью кандидата политической экономии и статистики.



Его служебная карьера началась в городе, который обладал крупнейшим в Беларуси городским бюджетом (чистый годовой доход от хозяйственной деятельности и налогов составлял около 350 тысяч рублей), занимал 19-е место среди городов России с числом жителей более чем в 50 тысяч человек (в нем было около 90 тысяч жителей) и уже тогда недвусмысленно претендовал на то, чтобы стать столицей Беларуси. Разве можно было желать лучшей стартовой площадки для осуществления амбициозных планов отлично образованного молодого человека, да к тому же наделенного от природы вулканическим предпринимательским темпераментом?!

Кароль Чапский фонтанировал идеями. «Окультуривание» города дало о себе знать во многих крупных, инициированных им проектах, таких как открытие в 1892 году трамвая на конной тяге (конки), через три года — электростанции, еще через год — телефонной станции общего пользования, кстати первой в Беларуси. А кроме того, при нем появились пивзавод, ломбард для малоимущих, странноприимные дома, госпиталь, амбулатории, электрическое уличное освещение, мостились улицы, основывались одно за другим благотворительные общества…

Действуя столь всеохватно, молодой граф не избежал, конечно, обвинений в финансовых злоупотреблениях, адресованных даже не столько ему самому, сколько разжиревшим на сомнительной торговле городскими землями и на бюрократической казуистике делопроизводства минским чиновникам. Развязка наступила в 1901 году, когда Кароль, переизбранный вопреки воле Минской думы и хмурившихся представителей царской власти на пост городского головы, решил покинуть свою должность. Плоды его рук можно увидеть, к счастью, и сегодня.

ПО СТАРЫМ МИНСКИМ АДРЕСАМ

Это — сохранившиеся в Минске здания городского театра и пивзавода. Как поживают они в настоящее время?

Театр начали возводить в июне 1888 года. Дело шло, однако, ни шатко ни валко — денег явно не хватало. И тогда Кароль Чапский, к тому времени уже градоначальник, решил продать купцу Роговому на сруб лес, принадлежавший городской управе. Вырученные деньги с дополнительными субсидиями и пожертвованиями были вложены в строительство, и благодаря энергичным заботам Чапского театр открылся 5 июня 1890 года драматическим спектаклем «Сфинск» Октава Фелье в исполнении любителей. А свой первый сезон он начал 9 сентября 1890 года спектаклем «Злоба дня» Николая Потехина.



С 1920 года в этих стенах (улица Энгельса, 7) разместился Белорусский государственный театр, которому в 1944 году было присвоено имя Янки Купалы, а в 1955 году — звание академического. Подмостки Национального академического театра имени Янки Купалы — так звучит теперь его широко известное имя — видели и слышали блистательных актеров: в музее театра развернута поистине звездная галерея их сценических портретов. А сколько знаменательных для судеб Беларуси событий происходило здесь!..



Что до пивзавода, то К. Чапский в 1894 году приобрел существовавшее ранее на этом месте здание, расширил его и значительно усовершенствовал производство. Через два года пивзавод покупает семейство Леккертов. С той поры он не прекращал своей деятельности даже в военные годы. Теперь в этих старых корпусах варит пиво ОАО «Пивзавод «Оливария» (ул. Киселева, 30). Было время (1993—1999), когда тут выпускали и пиво «Граф Чапский». Казалось бы, марка-брэнд (да еще какая — с исторической патиной!) сама идет в руки производителей бодрящего напитка… Сейчас здесь выпускается 16 сортов пива высокого класса. А в музее пивзавода обязательно вспоминают имя Кароля Чапского. В его честь в 2015 году на фасаде музея укреплен барельеф.



Ну а теперь, следуя от пивзавода по бывшей Александровской (ныне Максима Богдановича) улице, попадем на Немигу, а оттуда двинемся по направлению к бывшему Койдановскому тракту. И вскоре окажемся на Брестском шоссе — оно, за кольцевой дорогой, подведет нас вплотную к деревне Волчковичи, чье историческое имя, исключительно по недомыслию, в последнее время переделали в… Волковичи. Но все-таки…

ВОЛЧКОВИЧИ НА ПТИЧИ

Деревня прильнула к берегу созданного здесь в 1967 году водохранилища Птичь, именуемого еще и Волчковичским (не Волковичским!). В XIX веке Волчковичи были фольварком, которым владели супруги Чапские — Ежи (младший брат Кароля) и Юзефа (Жозефина) Каролина, дочь гофмейстера австрийского императора-долгожителя Франца Иосифа I и фрейлины императрицы Елизаветы.

Чапские заложили здесь, на месте прежней деревянной святыни, кирпичный костел во имя Сердца Иисуса и Пресвятой Девы Марии. Огненно-красная святыня, выполненная по проекту знаменитого архитектора Генриха Гая, словно маяк, пылала на пригорке левого берега Птичи и, паря над окрестностями, эффектно «держала» панораму фольварка выразительным силуэтом своей асимметрично поставленной башни-звонницы.



Храм освятили в 1904 году, когда Юзефы Каролины уже не было в живых. Ее похоронили поблизости от костела — увы, снесенного позже, при строительстве водохранилища. А вот надгробие-крест на ее могиле чудом уцелело. Оно было частью впечатляющего своей пластикой скульптурного ансамбля, также спроектированного Генрихом Гаем и исполненного из шведского черного гранита варшавским скульптором Анджеем Прушинским.



На боковой стороне надгробия высечены начальные слова католической заупокойной молитвы: «Requiem aeternam dona eis, Domine…» («Вечный покой даруй им, Господи…»), которые имеют продолжение: «…lux perpetua luceat eis» («…и вечный свет пусть светит им»). Монументальный памятник, поставленный у кромки полузаброшенного ныне кладбища, на холме над Птичью, воспринимается ныне как торжественный реквием в память об Юзефе Каролине, покинувшей мир в 36 лет…

ОАЗИС БОГЕМЫ

Из Волчковичей наш путь лежит вдоль русла Птичи. Повернув с правой полосы шоссе Р1 на его левую полосу, съезжаем на извилистую проселочную дорогу. Она то взбегает на пригорок, то спускается с него, следуя по землям, что некогда принадлежали Чапским. За Атолино попадаем в деревню Прилуки. Нетрудно догадаться, что лежит она при луке — изгибе — реки Птичь. Здешнее имение Прилуки известно с ХVII cтолетия, так же как и православный монастырь, основанный тут Анной Стеткевич. Веком позже новые владельцы усадьбы Ивановские перестроили обитель в замок, но, к их досаде, в нем поселилось… привидение. Слухи об этом, будоража воображение обывателей, стали расползаться по окрестностям и — угодили под перо знаменитого польского поэта Антона Эдварда Одынца, создавшего балладу о «заколдованном замке».



От Ивановских по женской линии Прилуки перешли к Франтишку Ошторпу — предводителю дворянства Минской губернии. Он слыл широкой души человеком, хлебосолом, в имениях которого гости пировали порой целыми неделями. Его дочь Людвика вышла замуж за минского маршалка и к тому же известного агронома Оттона Горватта. «Заколдованный замок», ранее поглотивший монастырь, при Горваттах пережил чудодейственное преображение — иного слова, кажется, и не подберешь. Он превратился в великолепный неоготический дворец в духе эстетики романтизма. Здесь в изобилии появились башни, башенки, крепостные зубцы… Эта мощная романтическая волна, подобная девятому валу, выплеснулась на фасады флигеля, оранжереи, даже конюшен, а старый итальянский (террасный) парк по тогдашней моде был спешно переустроен в пейзажный…

В 1872 году усадьбу Прилуки, незадолго до этого пережившую большой пожар, приобрел граф Эмерик Гуттен-Чапский и сразу же занялся ее восстановлением. Почти треть века, с 1886 до 1917 года, имением владел его младший сын Ежи, уже знакомый нам по Волчковичам. Дворец был архитектурной и исторической доминантой имения и, пожалуй, наиболее выразительной неоготической резиденцией Беларуси ХIX столетия, органично вписанной в естественное природное окружение и рукотворные пейзажные картины.

Прилукская усадьба слыла оазисом богемы: здесь собирались литераторы, художники, музыканты, артисты… Неоднократно бывал здесь Чеслав Монюшко с сыном Станиславом, будущим знаменитым композитором; дважды гостил художник Наполеон Орда, прославивший свое имя гравюрами и акварелями памятников старины. В 1876 году он запечатлел усадьбу с парадной и парковой сторон. Его романтические акварели весьма пригодились, когда в 1950-х годах восстанавливали дворец, а спустя сорок лет — жилой флигель и хозяйственные постройки.



Между прочим, резиденцию Чапских до ее разорения «задокументировали», сами того не подозревая, кинематографисты. Съемками художественного фильма «Лесная быль» по повести Михася Чарота в 1926 году дебютировала киностудия «Савецкая Беларусь». Режиссер Юрий Тарич снимал интерьерные сцены в Ленинграде, а натурой для своей картины, богатой на приключения, трюки, погони, избрал здешнюю усадьбу. Эффект оказался столь гипнотически завораживающим, что и через восемьдесят лет телевизионщики, готовя исторический сюжет о Прилуках, просто не могли не воспользоваться этим, если угодно, первым отечественным триллером — ведь в его «усадебных» кадрах было столько волшебного аромата подлинности…

Сейчас тут размещен Белорусский научно-исследовательский институт защиты растений, поддерживающий дворец в хорошем состоянии. Попрощавшись с Прилуками, все теми же старинными дорогами, через Самохваловичи, направимся в родовое гнездо Чапских — Станьково. Но о нем — в следующий раз.

22 июня 2021 г.

З цэнтра Мінска наўпрост на поўнач вядзе вуліца Даўгінаўскі тракт, што пераходзіць за кальцавой дарогай у шашу Р58 Мінск — Мядзел. Гэтая шаша і ёсць не што іншае, як значна пашыраны і мадэрнізаваны Даўгінаўскі тракт (або шлях ці гасцінец — гэта словы-сінонімы). Больш за сорак кіламетраў старога тракту ўвабрала ў сябе гэтая новая дарога. А разам з кіламетрамі да яе далучыліся славутасці і, вядома ж, успаміны аб чатырох стагоддзях гісторыі знакамітага шляху. Дык вось зараз ён прывядзе нас на беларускі літаратурны Парнас!

ПАПЕРНЯ
У пачатку ХІХ стагоддзя тут, на рацэ Вяча, быў пабудаваны папяровы млын, інакш кажучы — паперня, на якой паўсаматужным чынам рабілі паперу, з-за чаго і селішча атрымала такую назву. Пасля паперню тут замяніла піларама — яна працавала ад таго ж млынавага кола, якое круціла рачная плынь Вячы. Тройчы на год праводзіліся ў Паперні шумныя кірмашы, а ля спуску да ракі стаяла мураваная карчма — адна са шматлікіх на Даўгінаўскім тракце, пра што гаворка яшчэ наперадзе.


У 1970-х гадах на Вячы, уверх ад Паперні, створана аднайменнае вадасховішча плошчай амаль у 170 га. Упадаючы ў вадаём, рака робіць пятлю і ўтварае жывапісную пойму. Рачная даліна, лугі, лесапарк вабяць прыгожымі краявідамі. Аматары прыроды і рыбакі высока цэняць гэтыя ландшафты і ахвотна прыязджаюць сюды ў любую пару года.



А на паўночна-ўсходнім беразе вадасховішча, прыкрытая стогадовым хваёвым борам, захавалася частка парка былога фальварка Казіміраўка, які ў сярэдзіне ХІХ стагоддзя набыў генерал-лейтэнант у адстаўцы, дырэктар Мінскага рэальнага вучылішча Іван Самойла. Яго сын, Уладзімір Самойла, рыхтаваў Янку Купалу, тады яшчэ Яна Луцэвіча, для паступлення ў вучылішча. І хоць «нічога з гэтага не атрымалася», як успамінаў пазней паэт, аднак дружба паміж Уладзімірам Самойлам і Янкам Купалам адыграла ў лёсе апошняга немалаважную ролю.



У маі 1905 года, пры самым блізкім удзеле Самойлы, у мінскай газеце «Северо-Западный край» быў надрукаваны купалаўскі «Мужык» — твор, які, па сутнасці, стаў першым словам будучага народнага песняра ў сучаснай беларускай літаратуры. У 23 гады ён падпісаў гэты верш сваім псеўданімам Янка Купала.
Шэфства Самойлы над маладым паэтам працягнулася і пазней, калі ў 1906 годзе ён пераслаў вершы Купалы ў Пецярбург Браніславу Эпімах-Шыпілу — вядомаму дзеячу беларускай культуры, аднаму з арганізатараў выдавецтва «Загляне сонцэ i ў нашэ ваконцэ». Праз два гады ў гэтым выдавецтве выходзіць першая кніга Купалы «Жалейка». Высокую ацэнку гэтай кнізе Уладзімір Самойла даў у сваёй рэцэнзіі на старонках газеты «Наша Нiва», назваўшы вершы Купалы «люстэркам, у якім свеціцца душа беларуса».

ЛАНДШАФТНЫ ЗАКАЗНІК «КУПАЛАЎСКІ»

Але ж засталася ззаду Казіміраўка на Вячы, а шаша выводзіць нас да вёскі Лускава, што знаходзіцца ля скрыжавання дзвюх старых дарог — Старавіленскага і Даўгінаўскага гасцінцаў. Едучы ў напрамку на Даўгінава, неўзабаве апынёмся на тэрыторыі ландшафтнага заказніка «Купалаўскі», які займае плошчу амаль у чатыры тысячы га і створаны ў 2000 годзе.





Ён зусім не выпадкова так названы, бо ўключае ў сябе тыя мясціны, дзе «вандравала» ад хутара да хутара сям'я беззямельнага арандатара Дамініка Луцэвіча з сынам і першым памочнікам бацькі — Янам. Пазбаўлены магчымасці атрымаць належную адукацыю, Купала напіша ў аўтабіяграфічных нататках: «Патрэба прымусіла мяне ўзяцца за іншую навуку, а менавіта чытаць сумную кнігу памешчыцкай раллі і пісаць сумную аповесць свайго гора сахой ды касою».



Дамінік Луцэвіч памёр у 1902 годзе, калі Яну ішоў 20-ы год. Прыняўшы на сябе ўсе клопаты пра родных, будучы паэт неўзабаве, аднак, адмовіцца ад арэнды зямлі, стане працаваць хатнім настаўнікам, пісарам у судовага следчага ў Радашковічах, на панскіх броварах, а потым паедзе ў Вільню і, пачаўшы супрацоўніцтва з газетай «Наша Нiва», абярэ сабе іншую дарогу ў жыцці. Але сюды, у родны яму куток, ён будзе з замілаваннем вяртацца зноў і зноў. Часта прыйдзецца яму праязджаць старым гасцінцам, і таму нездарма ў 1926 годзе ён напіша верш «Па Даўгiнаўскiм гасцiнцы»:

Знаёмы гэты мне шлях родны –
Даўгiнаўскi вядомы шлях!
Якi нёс годных i нягодных
На векавых сваiх плячах.



АКОПЫ

У біяграфію паэта асабліва трывала ўвайшоў фальварак Акопы, дзе Купала стварыў каля 80 лепшых сваіх твораў: драму «Раскiданае гняздо», вадэвіль «Прымакi», знакамітую «Паўлiнку»; у Акопах ж былі напісаныя паэмы «Бандароўна», «Магiла льва», «Яна i я», многія вершы… Пачутыя ім тут легенды, песні, сама прырода гэтага ляснога, ўзгорыстага лагойскага краю па-свойму праламляліся, адбіваліся ў яго творчасці. Паэтычная калыска народнага песняра — Акопы адзначаны на літаратурнай карце Беларусі адкрытым у 1992 годзе музеем Янкі Купалы. Дакладней кажучы, Акопы — гэта і прыродны экспанат, і адначасова экспанат музея «Акопы», размешчанага ў вёсцы Харужанцы, што знаходзіцца ў двух кіламетрах ад былога фальварка. У мінулым, 2020-м годзе, дзякуючы ажыццёўленай рэнавацыі, Акопы набылі новыя рысы, колеры, адценні…

ЛЫСАЯ ГАРА

Вандруючы па Купалаўскім заказніку, безумоўна, варта завітаць да гэтае гары — яна другі па вышыні пункт Беларусі (342 м), які саступае толькі тры метры гары Дзяржынскай (ці Святой — да 1958 года). У канцы 1960-х гадоў побач з Лысай Гарой нечакана з'явіліся дачы беларускіх пісьменнікаў, што стала асноўнай фабулай паэмы «Сказ пра Лысую гару». Яе аўтар, схаваўшыся пад псеўданімам «Францішак Вядзьмак-Лысагорскі», эпічна апавядаў: «Быў час, быў век, была эпоха...»
Багацце бытавых дэталяў з жыцця літаратараў (знакамітых і не вельмі), ярка-сатырычныя, а часам і гратэскныя фарбы ананімнай паэмы адразу зрабілі яе сапраўдным бэстсэлерам! Разыходзілася яна па руках, спачатку ў машынапісных асобніках, нібы гарачыя піражкі. Прайшло 30 гадоў, як пішуць у раманах...



І вось у 2003 годзе «Францішак Вядзьмак-Лысагорскі» нарэшце паказаў свету свой сапраўдны твар: Ніл Гілевіч, народны паэт Беларусі (які нарадзіўся, можна сказаць, па суседстве з Лысай Гарой — бываюць жа такія супадзенні!). Па сцвярджэнні аўтара, ідэі для сюжэтаў яму час ад часу падкідваў Мікола Аўрамчык. Зрэшты, апошні, у свае 83 гады, не на жарт пакрыўдзіўся на Ніла Гілевіча і вельмі пераканаўча даказваў, што паэму яны пісалі ўсё ж такі разам. Вось як — у запале гарачай палемікі — была раскрытая адна з інтрыгуючых загадак беларускай літаратуры ХХ стагоддзя ... (Заўважым напрыканцы, што ў Вядзьмака ў апошнія гады з'явілася нямала зухаватых клонаў, якія ў той жа «лысагорской» манеры працягваюць бязлітасна біць сатырай па тым, што трапляе пад іх вострае пяро. Жыў курылка!)

ЖУКАЎКА

Але ж пакінем у самоце знакамітую яшчэ з язычніцкіх часоў Лысую Гару, балазе нястомны гасцінец кліча нас рушыць далей — у вёску Жукаўку. Па-за ёю ў мінулым стагоддзі стаяла вялікая карчма на пустым месцы, таму і названая «Пустка». Аб тутэйшых корчмах вельмі каларытныя замалёўкі зрабіў у 1939 годзе на старонках сваёй аўтабіяграфічнай аповесці «У дрымучы лясах» ураджэнец мястэчка Пасадзец пры Даўгінаўскім тракце Змітрок Бядуля (1886–1941). Дамо яму слова: «...корчмы-станцыi мiнскi тракт меў, бадай, праз кожныя дзесяць кiламетраў. Тут п’янствавала навакольнае сялянства. Тут аддавалi за гарэлку апошнi пуд збожжа, апошнi кажух. Тут ачумелыя п’янiцы бiлiся каламi, абдымалiся, цалавалiся, ды зноў пiлi, ды зноў бiлiся... Ля карчмы заўсёды бывала «весела» — галоўны тэатр, галоўнае вiдовiшча аколiцы...»



Здаецца, сюды ж просіцца і яшчэ адна ёмістая цытата з Бядулі — так бы мовіць, мазок пэндзлем майстра да групавога партрэта рамізнікаў, якіх на той час называлі «балаголамі». Менавіта яны многія дзесяцігоддзі заставаліся прызнанымі гаспадарамі амаль усіх беларускіх шляхоў, гасцінцаў, трактаў. «Перавозкай тавараў займалiся патомныя ад дзедаў i прадзедаў балаголы. Яны называлiся «камiсiянерамi». Гэта былi людзi-асiлкi, абветраныя сцюжай i апаленыя спёкай. Усе, нiбы на падбор, высакарослыя, барадатыя, у доўгiх бобрыкавых балахонах з капюшонамi, падпярэзаныя шырокiмi рамнёвымi паясамi. Ад камiсiянераў пахла дзёгцем, гарэлкай, конскiм потам i лесам».

КАРПІЛАЎКА

Ледзь-ледзь развітаўшыся з балаголамі, ужо бачым справа ля дарогі ўказальнік «Карпілаўка». Побач з гэтай вёскай раней мясцілася аднайменная сядзіба пісьменніка і журналіста Антона Лявіцкага (1869–1922), вядомага пад загадкавым псеўданімам «Ядвігін Ш.». У Карпілаўку Антон Лявіцкі пераехаў са сваёй сям'ёй у 1897 годзе. І да яго з Акопаў часцяком стаў наведвацца сын суседа-арандатара Дамініка Луцкевіча — Ян. «У перыяд 1904—1906 гг., — успамінаў пазней Янка Купала, — я пазнаёміўся з Ядвігіным Ш. (жылі мы па суседстве). Гэта была для мяне вялікая падзея. Я ўпершыню сутыкнуўся з чалавекам, які быў не толькі пісьменнікам, але і пісаў па-беларуску. 3 ім я вельмі зблізіўся. Ён мне шмат расказваў пра незнаёмыя мне дагэтуль пісьменніцкія справы і г. д. Чалавек ён быў з вышэйшай адукацыяй (праўда, універсітэту з-за рэвалюцыйных справаў не закончыў), прытым вельмі цікавым і дасціпным субяседнікам».
На месцы колішняй сядзібы, якую пісьменнік абагаўляў (інакш, бадай, і не скажаш!), пастаўлены мемарыяльны камень. Да нашых дзён ацалелі толькі фрагменты старога парку з крыніцай і камлюкаватым дубам ды ліпавая алея, што некалі атачала вялікі сад...



27 мая 1910 года гэты няўрымслівы чалавек пачаў з Вільні пешы пераход, які доўжыўся чатыры месяцы. Пераадолеўшы больш за чатыры сотні кіламетраў, Ядвігін Ш. дабраўся нарэшце да роднай Карпілаўкі. Пры гэтым ён наведаў дзесяткі вёсак, хутароў, мястэчак і перадаў свае ўражанні ад убачанага, што чаргаваліся з успамінамі пра мінулае, у нарысах пад назвай «Лiсты з дарогi». Яны былі апублікаваныя ў «Нашай Нiве». У рэдакцыі гэтай газеты, якая выходзіла ў Вільні ў 1906–1915 гадах і сабрала вакол сябе лепшыя літаратурныя сілы беларускага нацыянальнага Адраджэння, Антон Лявіцкі некаторы час працаваў сакратаром і загадчыкам літаратурным аддзелам. Там жа, у Вільні, на могілках Росы, ён спачыў…

У КАНЦЫ ШЛЯХУ

Зрэшты, мінуўшы Карпілаўку, старадаўні гасцінец ля вёскі Калачы развітваецца з дарогай Р58. Адсюль да некалі ажыўленага мястэчка, а цяпер аграгарадка Даўгінава застаецца крыху больш за сорак кіламетраў. І на гэтым, заключным адрэзку шляху, дзе дарога грунтавая некалькі разоў змяняецца асфальтаванай, Даўгінаўскі тракт можа распавесці падарожніку шмат цікавага, і нечаканага, і павучальнага, бо пра ўсё гэта дасёння захоўвае ён трапяткія ўспаміны...
Мы ж у канцы падарожжа на айчынны літаратурны Парнас маем згадаць аб тым, што ў 1921 годзе гэтую старадаўнюю дарогу ў трох месцах перарэзала савецка-польская мяжа, якая амаль на два дзесяцігоддзі падзяліла Беларусь на дзве палітычна і эканамічна супрацьлеглыя часткі, — тады і пачалося запусценне, адзічанне гасцінца. Потым савецкія ўлады з 1939 года пачалі знішчэнне хутароў, у якіх жыла большасць тутэйшага насельніцтва. Падчас вайны гэты край стаў партызанскай зонай. На тракце былі разбураныя ўсе масты. Ад карных аперацый пацярпелі многія вёскі. Значныя тэрыторыі ператварыліся ў бязлюдную пустыню...
Тым не менш ацалелыя фрагменты гасцінца і сёння працягваюць служыць людзям. Уключаныя ў добраўпарадкаваную шашу Р58, яны знаёмяць нас з найбагацейшай мінуўшчынай Даўгінаўскага тракту. Але ж не забудзем, што прачэрчаныя з дапамогай лякалаў і лінейкі аўтастрады, прапаноўваючы сучасныя выгоды падарожнікам, у той жа час выцясняюць з нашага паўсядзённага кругавароту старыя павольныя жывапісныя гасцінцы, шляхі, тракты, як бы адсоўваючы іх за непатрэбнасцю на абочыну жыцця — жыцця, якое стагоддзямі віравала на іх і якое без іх проста нельга сабе ўявіць...

17 июня 2021 г.

По землям былого Ошмянского повета проходят многие экскурсии «Виаполя». И неспроста! Природа наделила этот край ландшафтами завораживающей, элегической красоты: плавные перекаты Ошмянской возвышенности побуждают дороги то с натугой взбираться на холмы, то плавно спускаться с них. Следуя этими нескучными дорогами, путешественнику только и остается, что без устали любоваться удивительно изменчивыми пейзажными картинами с интригующими вкраплениями в них силуэтов костелов, церквей, монастырей, деревенских усадеб, хуторов…


Ну вот и Ашмянá — имя города его старожилы произносят с обязательным ударением на последнем слоге! На скрижалях истории Ошмяны впервые упомянуты в 1341 году. Тогда поселение принадлежало великому князю Гедимину, по смерти которого последовательно переходило к его сыновьям — носителям великокняжеской митры Явнуту и Ольгерду, а затем — к увенчанному королевской короной внуку Ягайло.

ЧУДО-ПОВЕТ И СРЕДНЯЯ ЛИТВА

В этом вотчинном владении Ольгердовой ветви Гедиминовичей в 30-х годах ХV столетия происходили воистину судьбоносные события. Разразилась изнурительная и ужасная по своим жертвам «домашняя» война (историки нейтрально назовут ее «феодальной») между Свидригайло Ольгердовичем и Сигизмундом Кейстутовичем — и Ошмяны превратились в авансцену, на которой разворачивалась эта длившаяся семь лет кровавая драма!



А началось все с того, что великий князь Свидригайло, занявший трон в Вильне после смерти Витовта, поехал в Брест к брату-королю Ягайло на переговоры и решил задержаться в своей провинциальной резиденции — Ошмянском замке. Здесь 1 сентября 1432 года на него и напали сторонники Сигизмунда, совершив тем самым государственный переворот и низложив великого князя, едва спасшегося бегством в Полоцк. Но в плен попала его семья. Собрав значительные силы, одержимый местью Свидригайло вновь двинулся на Ошмяны, где его ждало, однако, полное поражение 8 января 1433 года. Сигизмунд Кейстутович торжествовал победу, да вот тешился он властью недолго: через 7 лет пал от рук заговорщиков. Свидригайло пережил своего врага-кузена на 12 лет и завершил жизнь, полную фантастических взлетов и сокрушительных падений, на Волыни, когда ему было уже за восемьдесят…

Между тем внучатый племянник Свидригайло — король и великий князь Александр Ягеллончик в 1505 году пригласил в Ошмяны монахов францисканцев, которые разместились там, где ранее находилась великокняжеская резиденция, ставшая живым свидетелем описанных выше событий. До наших дней от былой францисканской обители дошли лишь руины кирпичного костела, возведенного в 1822 году. Со временем эта древняя часть города на правом берегу реки Ошмянки получила название Старые Ошмяны.



А новый центр стал формироваться на левом берегу реки, и его назвали Новыми Ошмянами. Там построили ратушу для городского магистрата. Магдебургское право Ошмяны получили в 1566 году, и тогда же был образован Ошмянский повет — самый крупный в столичном Виленском воеводстве. Город и в самом деле стал столицей, причем обширнейших владений — общей площадью около 16 тысяч кв. км! В повет вошли — частично или полностью — территории четырнадцати сегодняшних районов трех областей Беларуси. А кроме того, за поветом значились земли, ныне находящиеся в Литовской Республике. Ну чем не государство в государстве! Повет оказался к тому же долгожителем отечественной истории: он просуществовал почти четыре века, благополучно пережив и ВКЛ, и Речь Посполитую, и Российскую империю!

В межвоенную пору, в 1920-х годах, Ошмяны, как в омут, попали в бурный водоворот событий. Казалось, вернулись времена пятисотлетней давности, когда тут, не щадя живота своего, дрались за трон, за эти земли члены великокняжеской династии Гедиминовичей. Теперь сражение велось уже за Виленский край, и число претендентов на него неизмеримо возросло…



В чьи руки попадет это сладкое яблоко раздора? На него имели виды многие, но в результате сложных военно-политических манипуляций уроженец Ошмян генерал Люциан Желиговский 9 октября 1920 года провозгласил так называемую Среднюю (Срединную) Литву со столицей в Вильне. В это государственное образование, площадью в 10 тысяч кв. км, вошли и земли Ошмянского повета, к тому времени уже существенно урезанного в своих размерах. Средняя Литва чеканила свою монету, выпускала свои почтовые марки, имела свои награды (ордена). Ее населяло более полумиллиона человек. В ней действовало правительство, в которое вошли видные деятели белорусского Возрождения ХХ века: Бронислав Тарашкевич, Антон Луцкевич, Адам Станкевич и др.

Просуществовала Средняя Литва менее полутора лет. На торжественном заседании Учредительного сейма в Варшаве 24 марта 1922 года был подписан «Акт соединения Виленской земли и Польши». Судьба Виленского края и Ошмянского повета была вроде бы решена, однако далеко не окончательно, как показали дальнейшие события.

С началом Второй мировой войны границы перемещали тут еще не раз и не два… В 1940 году вместо повета был образован Ошмянский район. Его нынешняя территория составляет лишь 13-ю часть былого чудо-повета — около 1220 кв. км. А в 1991 году здесь прошла государственная граница Беларуси и Литвы. До нее, то есть до КПП «Каменный Лог», всего-навсего минут 10 езды от Ошмян…

РЫНОЧНАЯ ПЛОЩАДЬ — СЕРДЦЕ ОШМЯН

Все здешние дороги завязала в тугой узел бывшая Рыночная площадь. На ней ранее стояла деревянная ратуша, размещались торговые лавки, корчмы, почтовый двор… С ХVI века площадь собирала вокруг себя наиболее представительную застройку поветового центра.



Сегодня у этой площади, увы, нет своего имени. Она очерчена улицами, по периметру которых расположилась хоть и разнохарактерная, но по-своему гармоничная одно-, двухэтажная рядовая застройка. Среди нее выделяются масштабом и высотой две святыни: стройный, высокорослый костел и осанистая церковь.



Костел Св. Михаила — блестящая иллюстрация стиля «виленского» барокко в его необарочной интерпретации. Парящие над площадью пятиярусные башни изысканного силуэта подобны двум белым тонким свечам, обозреваемым далеко окрест. При подъезде к городу с любой стороны они — великолепный для путешественника ориентир городского центра. Надпись на латыни над входом в храм «TE DEUM LAUDAMUS» («Тебя Боже хвалим»), взятая из христианского гимна IV века, придает истинно пафосное настроение устремленному к небесам костелу…



Церковь Воскресения Христова сооружалась в Ошмянах в тех архитектурных формах, что стали господствовать в Беларуси после поражения восстания 1863—1864 годов. И геометризованно-рубленые формы церкви не в состоянии соперничать с эмоциональной пластикой рядом стоящего костела — этой безусловной доминантой города.



Сохранилась в Ошмянах и рядовая застройка рубежа ХIX—XX веков. Ну а здешнюю синагогу с живописной трехступенчатой крышей и остатками прежнего богатого внутреннего убранства ныне опекает со вкусом оформленный местный краеведческий музей, в котором логичнее всего завершить прогулку по улочкам старинной Ашмяны.