17 сентября 2018 г.

Дорогу из Крево в Сморгонь, длиной в 25 км, делит пополам деревня Новоспасск, где в июне 1917 года, в ходе Первой мировой войны, произошло знаменательное событие — бой женского «батальона смерти». Об этом бое скажем ниже, а сейчас стоит упомянуть о том, что с осени 1915 года у Крево пролегла линия фронта, которая делила позиции немецкой и русской армий. И вдоль дороги, до ее реконструкции в конце прошлого столетия, можно было видеть немало бетонных дотов, словно специально поджидавших в кустах и среди деревьев безмятежного путника, у которого при виде этих дотов сами собой возникали недоуменные вопросы: что это и почему здесь? Сейчас эти живые свидетели — а они всё еще тут! — былых жарких сражений после спрямления дороги отошли в сторону от нее — и залегли, окопавшись в лесах…


Вернемся, однако, к женскому батальону. С патриотической инициативой о создании такого батальона, который поднял бы боевой дух мужчин, уже почти второй год гнивших в траншеях и блиндажах вдоль линии разделения, выступил 36-летний министр-председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский (кстати, он родом из Симбирска, откуда был и будущий председатель Совнаркома т. Ульянов-Ленин. Керенский был на 11 лет моложе «вождя мирового пролетариата»). Для практического осуществления этой идеи премьер обратился к 27-летней Марии Бочкаревой. В батальон он привлек свою жену Ольгу, урожденную Барановскую, петербургских институток, представительниц аристократических фамилий, например князей Голицыных. С одной из представительниц этого рода — Натальей Вениаминовной Голицыной, культурологом, художником, дизайнером, мне пришлось побывать в этих местах в 2007 году, ибо исторический эпизод из 1917 года (90 лет как раз тогда исполнилось!) не был забыт Голицыными и ею в частности. Да и то сказать: ведь корни это древнего рода, в гербе которого красуется «Погоня», восходят к Гедиминовичам, а замок в Крево — их рук дело! Увидеть «камни предков» — всегда трепетно. Вот такая — двойная — для Натальи Голицыной приключилась оказия…

Но Мария Бочкарева была слеплена из совсем другого, нежели Голицыны, теста. То была простая сибирячка-крестьянка из-под Томска. В 15 лет Мария Фролкова стала мужней женой Афанасия Бочкарева. С этим горьким пьяницей она вскоре рассталась и ушла уже сожительницей (без церковного брака) к мяснику Яшке Буку. А тот, и того круче, оказался разбойником. После ареста его отправили в Якутск, и Мария, как в свое время жены декабристов, последовала за непутевым сожителем. Его вторично арестовывают за разбой и отправляют в богом забытый сибирский поселок, но Мария и на этот раз следует за ним, чтобы — увы! — нарваться на его кулак… Так неудачно складывалась поначалу жизнь будущей легенды Первой мировой.



Бросив Яшку, Бочкарева попросилась в регулярную армию, что у военных вызвало нескрываемый смех. Ей посоветовали, на крайний случай, сделаться сестрой милосердия. И что же вы думаете? В сердцах Мария отправила телеграмму самому царю Николаю Второму. И — ей ответили монаршим согласием! Так она наконец-то попала в армию, в сугубо мужской коллектив, который тут же начал над нею посмеиваться и, ясное дело, выставлять всякие нескромные предложения… С той поры за нею и закрепилось прозвище «Яшка» — по имени сожителя.

Бочкарева-Яшка оказалась мужественной женщиной и после двух ранений и многих боев была награждена Георгиевским крестом и тремя медалями, а также произведена в старшие унтер-офицеры. Она была из тех русских женщин, о которых Некрасов в своей поэме «Мороз, Красный нос» (1863) за полвека до Первой мировой писал: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…» А помните ли продолжение этой хрестоматийно известной фразы?

Красавица, миру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
Ко всякой работе ловка.

Красавицей Бочкареву, пожалуй, не назовешь, но что в военной форме она была красива и ловка — вне сомнения! Именно такой необычной женщине и поручил Керенский возглавить экспериментальный батальон с кровожадным названием «батальон смерти». В нем царила жесточайшая дисциплина, и Мария не ограничивала себя разговорами, а когда нужно было, пускала в ход кулаки, точно заправский старорежимный вахмистр. От такой дисциплины изнеженные дамочки-патриотки сбежали, и из 2000 человек осталось 300 бойцов в юбках. Те, что исчезли, составили другой батальон — он охранял Зимний дворец во время Октябрьского переворота.

Батальон Бочкаревой отметился только одним-единственным боем в лесу у придорожной деревни Новоспасск, где о жестоких событиях той военной поры и доныне напоминает изувеченный, словно кровью истекающий краснокирпичный храм, включенный в экскурсию «Тропами Первой мировой» (https://viapol.by/corporate/bel-2.8.htm).



Относительно же самого боя в литературе остались крайне противоречивые отзывы. Официально он был успешен. Неофициально говорят о том, что в реальных боевых условиях женщины смешались, враз позабыли, чему их учили, сбились в кучу, и лишь одна опытная Мария Бочкарева не потеряла самообладания и была контужена взрывом. После этого ее отправили на поправку в петроградский госпиталь, и в столице прапорщик Бочкарева получила звание подпоручика (в теперешней армейской иерархии — младший лейтенант).

Батальон расформировали, однако судьба Бочкаревой продолжала идти во восходящей. Зимой 1917 года, уже после прихода к власти большевиков, она отправилась в родной Томск, но в дороге была задержана, чудом избежала ареста и расстрела и, облачившись в наряд сестры милосердия, проехала через всю страну аж до Владивостока. Оттуда отплыла в агитационную поездку в Америку. Из Сан-Франциско добралась до Вашингтона — и 10 июля 1918 года довела до слез рассказами о своей военной судьбе тогдашнего 62-летнего президента США Вудро Вильсона на аудиенции в Белом доме.



Да не только его потрясла она своими рассказами. В Лондоне Мария Бочкарева была принята тогдашним королем Великобритании Георгом V и заручилась его финансовой поддержкой для борьбы против большевиков. Журналист Исаак Дон Леви написал о ней в 1919 году книгу «Яшка», переведенную на несколько языков.

А тем временем Мария вернулась в Россию и встала под знамена адмирала Колчака в Омске. После бегства Колчака сдалась советским властям. И по одной версии ее расстреляли под Красноярском в 1920 году, когда ей шел 31-й год; по другой — из красноярских застенков ее вызволил все тот же журналист Исаак Дон Левин. И вместе с ним она отправилась в Китай, сменила фамилию и, став женой однополчанина-вдовца, всю силу нерастраченной материнской любви отдала сыновьям своего третьего мужа, впоследствии погибшего в Великой Отечественной войне.

Такова жизнь сибирячки, достойная не столько книги журналиста, сколько романа-бестселлера или полновесного сценария для голливудского блокбастера. Впрочем, о ней писали и Валентин Пикуль, и Борис Акунин. О ней упоминалось в популярном телесериале «Адмиралъ» (2009) и в кинофильме «Батальонъ» (2015). Но похоже, Мария достойна большего!

Экскурсия "Тропами Первой мировой". Маршрут СБ-2.8: Крево — Новоспасск — Сморгонь — Солы — Забродье https://viapol.by/assembly/2.8.htm

11 сентября 2018 г.

Нынешний скромный агрогородок под Зельвой — Деречин на высокой драматической ноте завершил в ХIX веке историю взлетов и падений, пожалуй, наиболее политически влиятельных и экономически могущественных магнатов Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой — князей Сапег. О них в прошлом поделом говорили: «Сапеги да Радзивиллы баламутили всю Литву». Представители обеих династий живы и сегодня, но, говоря о завершении в Деречине долгой истории Сапег, мы все-таки нисколько не рискуем ошибиться, ибо наследники славного рода теперь уже частные лица и вершители собственных судеб, тогда как прежде все было совсем-совсем иначе…


Село, поместье, местечко — такой путь проделал Деречин за два века с его первого письменного упоминания, прежде чем писарь земский слонимский Константин Полубинский, перейдя из православия в католичество, вместе с женой Софьей Андреевной Сапегой основал здесь в 1618 году доминиканский монастырь с костелом. 70 лет спустя Сапеги из старшей, черейско-ружанской линии рода стали полновластными владельцами Деречина и превратили его в одну из главных своих резиденций.

Случилось это при последнем канцлере ВКЛ из рода Сапег — Александре Михале (1730 — 1793), который в 1786 году заложил в Деречине дворец. Правда, изначально это сооружение предназначалось для так называемой «академии», то есть для обучения военному делу тридцати «курсантов» — сыновей высших государственных мужей ВКЛ. Но прискорбные обстоятельства второго раздела Речи Посполитой (1793) спутали планы канцлера. И его сын, красавец Франтишек, по смерти отца в Варшаве, перебрался из старого родового гнезда в Ружанах в деречинскую усадьбу, превратив «академию» в импозантный палаццо. Прибыл он сюда со своей юной женой Пелагеей Розой, урожденной графиней Потоцкой: ему был 21 год от роду, ей и того меньше — 18. Учился Франтишек без усердия и оттого мало чему научился. Зато волею судьбы стал наследником фантастического состояния да к тому же генералом литовской артиллерии и кавалером Ордена Белого Орла и Ордена Святого Станислава…



Импульсивность была сутью его натуры! Он быстро терял интерес к тому, что еще совсем недавно его будоражило, увлекало, манило. Возгораясь, уже готов был угаснуть... Граф Леон Потоцкий в своих искрометных «Воспоминаниях» мягко журил взбалмошного родственника, в душе искренне любя его: «Князю Франтишеку Сапеге молодая, красивая и добрая жена очень скоро надоела. Денег у него было столько, что он не знал, что с ними делать. Общественных обязанностей у князя не было... и он азартно отдался игре в карты, а в путешествиях по Европе нашел верный способ разогнать скуку... В Петербурге ему было слишком холодно, в Португалии — слишком жарко, в Англии — чересчур сыро. Наконец, в Вильне не с кем было жить, в Варшаве — не с кем играть, и он не раз повторял, что только в Париже и Деречине можно на протяжении нескольких недель жить не тужить... В Деречине можно было встретиться с маркграфами, графами, виконтами с берегов Сены, Луары, а чаще — Гаронны. Не раз заезжали туда, по дороге на Камчатку или Урал, эксцентричный англичанин, итальянец-артист или тот, кто себя за такового выдавал, немец-спекулянт».

Добавим от себя, что в деречинском дворце в 1797 году отметился своим визитом и император Павел I, следуя после коронации из Москвы в Вильню, Гродно, Ковну и в другие города западных губерний. А сам Франтишек стал прототипом одного из персонажей Эжена Сю в его криминально-детективном романе-фельетоне «Парижские тайны», в котором писатель собрал огромную толпу прожигателей жизни, куртизанок, авантюристов и плутов всех мастей. Нашлось там место и для нашего героя!



Пелагея Роза Сапега, веселая и добрая нравом, имела в Деречине собственный двор из таких же молодых и красивых, как она сама, особ. Ее пленяющий волшебной грацией портрет кисти знаменитой художницы Э.-Л. Виже-Лебрен, для которой позировали королева Франции Мария-Антуанетта, польский король Станислав Август Понятовский, леди Гамильтон, мадам де Сталь, лорд Байрон и другие аристократы, получил имя «Деречинская Терпсихора» и сегодня украшает Желтый зал Королевского дворца в Варшаве. Расставшись с ветреным мужем, Пелагея поселилась в Высоком (под Брестом), связав свою жизнь с далеким свояком Франтишека — Павлом Сапегой.

А тем временем владелец Деречина, с облегчением закрыв эту главу своей жизни, вкушал прелести холостяцкого быта и по-прежнему ежегодно курсировал между Деречином и западной Европой, становясь сомнительным героем то одной, то другой авантюрной истории. Всеевропейская «слава» пришла к Франтишеку после победы, одержанной им над самим Наполеоном І — натурально, на любовном ристалище (впрочем, история эта темная — кто и над кем тогда победу одержал).

Деречинский дворец современники именовали «малым Версалем». Украшенный дорическим портиком, он постепенно оброс обширным французским парком с террасами, прудами, оранжереями, бронзовыми статуями Адама и Евы. Княжеские покои и флигеля до краев наполнились историческими сокровищами, такими как уникальные образцы оружия и воинского снаряжения, золотые именные кубки, разнообразная стеклянная и фарфоровая посуда, отлитые из серебра мифологические фигуры для сервировки стола, восточные ковры, шедевры живописного искусства, архивные раритеты etc. В Деречине тридцать лет действовал придворный театр, в котором ставились оперы и балеты, пьесы Руссо и Расина. Здесь был свой зверинец, где среди лосей и медведей жили даже верблюды...

Франтишек Сапега ушел из жизни в 57 лет. Его единственный сын Евстафий Каетан после подавления восстания 1830–1831 годов, в котором он активно участвовал, эмигрировал во Францию и был похоронен в 1860 году на кладбище Монмартр в Париже. (Там же, в Париже, в 1846 году умерла и погребена его мать Пелагея Роза Сапега.) Он не стал менять свое имущество, взятое в секвестр царскими властями, на верноподданническую присягу императору Николаю І. В ответ власти конфисковали собственность Сапег: дворец превратили в казармы, а его содержимое вывезли в Петербург, и не только туда. Однако, несмотря на все сложности, дворец пережил даже Вторую мировую войну, но, увы, был разобран в послевоенные годы. На его месте — пустырь…

...В 2002 году, уже в третий раз, на земле своих предков побывал после долгой разлуки 86-летний князь Евстафий Северин Сапега — праправнук Франтишека Сапеги, автор фундаментальной исторической монографии «Дом Сапежинский» (1995). В его честь в Деречине звонил колокол, отлитый еще в 1717 году и полтора столетия находившийся на колокольне того старого деречинского костела, который прежде был усыпальницей рода Сапег, однако не уцелел, как и доминиканский монастырь рядом с ним, о чем уже упоминалось в начале этих заметок. И вот тут-то в исторической мозаике Деречина сам собой начинает складываться новый пазл-узор…



Дело в том, что в 1772 году Александр Михал Сапега решил увековечить имена своих умерших родственников — отца и двух родных дядей: Юзефа Станислава и Михала Антония — в эпитафии на памятной плите. Надпись была высечена в мраморе на латинском языке. После «Листопадовского» восстания Сапеги оставили Деречин навсегда; в 1866 году костел, уже закрытый, сгорел, а в следующем году был окончательно разобран: его кирпичи… распродали на аукционе. Тем не менее оставался еще монастырь, который просуществовал до 1930 года, и в нем чудом — никак иначе и не скажешь! — сохранилась та самая памятная плита Александра Михала Сапеги.

После уничтожения костела прихожане Деречина и близлежащих деревень, лишившись храма почти на сорок лет, посылали свои челобитные по инстанциям, и только в начале ХХ века новый костел заложили на северной окраине Деречина и в 1913 году освятили во имя Вознесения Пресвятой Девы Марии. А спустя 16 лет в храм была перенесена из доминиканского монастыря неведомо как уцелевшая там эпитафия. Однако новый храм недолго радовал местный люд. Советские власти в 1951 году отдали культовое здание здешнему колхозу под склад. В начале 1960-х годов, после обрушения кровли, склад ликвидировали, и последующие тридцать лет былая святыня находилась в полнейшем запустении…

Наступил 1989 год. И нежданно-негаданно здесь появился известный французский кинорежиссер, продюсер, сценарист Жан Кершнер (Jean Kerchner), намереваясь благоустроить могилы родственников своей супруги Ирины Жуковской, родом отсюда, скончавшейся в Париже в возрасте 63 лет. Во время Второй мировой войны 15-летнюю Ирену угнали в Германию. Из плена ее освободили французские войска, на родину она не вернулась, уехала во Францию, где и познакомилась с Жаном. Оказавшись в Деречине и увидев полуразрушенный храм, Ж. Кершнер решил в память о жене восстановить многострадальный костел за счет собственных средств. Активное участие в этом приняли и прихожане.



Реконструкция храма закончилась в кратчайшие сроки — к 1992 году. Однако при ремонтах рабочие «похоронили» под слоем нового мраморного пола… эпитафию Сапег! Как и почему это случилось — неясно до сих пор, а между тем прошло уже более четверти века. Поиски плиты продолжаются, и, быть может, с помощью современной техники эта проблема в конце концов будет разрешена.

Однако какое же это воистину мистическое стечение обстоятельств, не правда ли?! Сапеги, покинувшие Деречин и нашедшие вечный приют во Франции, — и Франция, протянувшая руку помощи деречинским Сапегам. В этом причудливом пазле недостает пока лишь одного-единственного звена, который придал бы сей исторической игре-головоломке элегантную завершенность…

Увидеть Деречин можно в сборной экскурсии "Зельвенский кирмаш" (Сынковичи — усадьба «Верес» — Зельва — Деречин — Дятлово) https://viapol.by/assembly/1.26.htm

3 сентября 2018 г.

Всякий раз, приближаясь к бывшей советско-польской границе 1921–1939 годов (а она всплывает на всех маршрутах, ориентированных на запад от Минска), мысленно погружаешься в ту противоречивую эпоху, когда на руинах погибших в Первую мировую империй постоянно появлялись и исчезали новые державы: Западно-Украинская Народная Республика, Донецко-Криворожская Республика, Белорусская Независимая Республика, Социалистическая Советская Республика Беларуси, Литовско-Белорусская ССР… Да вот еще в эту строку — Койдановская Независимая Республика (КНР), провозглашенная в октябре 1920 года в местечке Койданово — ныне районном центре Дзержинске! Всего три дня она просуществовала, а заставляет задуматься об очень многом и сегодня — почти сто лет спустя…


В жаркий августовский день этого года у меня в экскурсионном автобусе оказался известный журналист (ныне он работает в газете "Вечерний Минск") и историк Сергей Нехамкин. А с ним точно не соскучишься! И поскольку, проезжая Дзержинск, я вскользь упомянул в своем рассказе о здешней «КНР», завязалась у нас с ним, уже за обедом в Коссово, на родине Тадеуша Костюшко, живейшая беседа. Хочу ею поделиться с заинтересованными этой темой читателями...

– Сергей Владимирович, так все-таки что это было в Койданово три дня и три ночи? С какой стороны к этому стоит подойти?

– Если коротко, это была «республика дезертиров». В июле 1920-го войска Тухачевского понесли на штыках счастье революции Польше. На Висле получили контрудар. Покатились назад. К октябрю стало ясно, что драться дальше ни у тех, ни у других сил уже нет. В Риге начались переговоры, а пока враждующие армии прекратили боевые действия и застыли в ожидании там, где перемирие их застало. Польские и советские позиции вдоль линии фронта разделила 10-километровая «нейтральная зона». Койданово в ней и оказалось. Что такое «нейтральная зона», никто толком не понимал. Да, временное образование. Но чьи законы здесь действуют? Кому подчиняться койдановцам — полякам или Советам? Поляки считали, что им — раз их войска здесь были последними. Большевики — что им: поляки-то по условиям перемирия уже отступили. Красные подсуетились и создали в местечке «ревком нейтральной зоны». Конечно, просоветский. Если объективно, то для любой местной власти наследие было тяжкое: часть домов сожжена, масса семей без крова, голод, тиф…

– А дезертиры, о которых вы упомянули, — они откуда взялись-то?


– Да это пятьдесят-семьдесят хлопцев из Койданово и окрестных деревень, которых раньше то поляки, то красные пытались к себе «мобилизовать», а они и тех и других послали… куда подальше. Сидели по окрестным лесам. Но поздней осенью в лесу холодно — и хлопцы вернулись по домам. Дома они вообще-то никого не трогали. Колупались по хозяйству, вечерами пили самогонку. Ревкомовские обошли несколько дезертирских дворов и велели хлопцам идти в лес пилить дрова. Дескать, дрова нужны «для бедноты и учреждений местечка». Но «нуждами бедноты» тогда объяснялось все. А что такое «учреждения местечка»? Ладно бы больница — но ведь и сам ревком тоже… Вот раз вам надо, так вы и пилите — было ответом ревкомовским. Те обиделись, непокорных арестовали и посадили в подвал ревкомовского здания. Но местечко-то крохотное. В одном конце плюнешь — в другом долетит. Тут же все стало известно. Один из оставшихся на воле дезертиров рванул к местной церкви и бухнул в колокол. Сбежалась родня арестантов, ревкомовским набили морды, потягали за волосы. Дезертиров освободили. А те, не будь дураками, тут же — на всякий случай — сбежали. Причем (враг моего врага — мой друг!) — на польскую сторону, в соседние деревни Дягильно и Яново. Побитые ревкомовские кинулись к своим защитникам. Прискакал из Минска красный отряд — да только дезертиров-то уже ищи-свищи! И оставаться для разбирательства нельзя — зона все же нейтральная, не к чему лишнее время тут торчать. Выматерились, старый ревком объявили не справившимся с революционными задачами — назначили новый, дали десяток винтовок, чтобы выбрали себе милицию, и быстренько убрались…

– Ну и сюжетец!

– Да это только начало! Новые ревкомовские пошли в лес сами. Однако лес принадлежал соседней деревне Рудица. Тамошним мужикам не понравилось, что кто-то чужой на их ельник нацелился. И началась такая буча… Рудицкие в лесу захватили ревкомовских, отвели к полякам в тюрьму. Красные в Койданово захватили пяток местных поляков, устроили обмен. Ревкомовские вернулись и арестовали рудицких… В общем, затянулся такой тугой узел, а разрубили его одним махом те, с кого все и началось: беглые койдановские дезертиры. Они ночью пришли в местечко, похватали по домам ревкомовцев и милиционеров, после чего… Внимание! Взяв в местечке власть, хлопцы провозгласили свое государство — «Койдановскую самостоятельную республику». О чем написали листовки и расклеили их по заборам. За смелым шагом угадывается личность лидера. Дезертирами верховодил Павел Калечиц. Явно колоритный был парень! Такое вот «дитя времени». Грамотнее других (как-никак выпускник местной «высшей начальной школы»), еще в 1918-м, при новопровозглашенной Белорусской Народной Республике, вступил в милицию, стал «абшарником» (вроде участкового). Когда пришли красные, Калечиц при них был уже начальником милиции. Тут явились не запылились поляки. Арестовали, хотели засечь шомполами, да местный ксендз сказал, что хлопец зла никому не делал. Отпустили. Сидел дома. От польской мобилизации сбежал, от советской тоже сбежал… Просто колобок!

– Все это воистину кажется просто каким-то анекдотом!


– Да ведь времена были такие: старые империи рухнули — вот новые границы и стали нарезать по принципу: кто смел, тот и съел. В конце концов, советская Россия с точки зрения международной легитимности тогда была немногим лучше Койдановской республики — Ленина и ленинцев законной властью никто не признавал, да и сами они долгие годы именовали свой захват власти «Октябрьским переворотом».

– А чем же все это закончилось?

– Подобно мушке дрозофиле, которая в краткий срок проживает все стадии жизни (и потому так ценима генетиками), «республика дезертиров» за три дня существования прошла многое из того, что положено государству. Провозгласилась. На следующий день в битве отстояла независимость (красные послали в Койданово грузовик с солдатами, а дезертиры его на подъезде обстреляли из обрезов, и грузовик повернул обратно). Наладила международные связи (хлопцы съездили в Дягильно, где стоял польский форпост, выпили с офицером, договорились дружить). Государство, как известно, «аппарат насилия». Им новая держава тоже успела побывать. Надо было остерегаться красных, но своих ребят не хватало, а народ Койданово (народ — он везде одинаков!) не хотел торчать под открытым небом холодными ночами. Так появились дезертиры от дезертиров. Пришлось местных мужчин выгонять на охрану угрозами и при каждом карауле ставить надежного дезертира (в смысле — бывшего) с плеткой. И все бы ничего, да Койданово было еще и железнодорожной станцией. Отдавать ее непонятно кому красные не собирались. Прискакали кавалеристы 12-го полка 2-й бригады, и новое государство разогнали. Отстреливались лишь Калечиц с десятком хлопцев. Но силы были неравны — сбежали в соседнее Дягильно. А вскоре Койданово по Рижскому миру отошло советской стороне.

– Вы сказали, что дезертиры сделали, и это, ей-богу, впечатляет. А что они не сделали — поставим вопрос так!

– Я просмотрел книги краеведов, пролистал архивные дела, газетные подшивки… Нигде никаких упоминаний, что хлопцы кого-то убили, изнасиловали, ограбили. И евреев местных не трогали — все ж свои, росли рядом! Ну да — пили, гуляли. Держали в подвале ревкомовцев, били им физиономии, грозились расстрелять. Но не расстреляли — может, как знать, забыв за пьянкой… Потому проходивший в 1922 году суд приговоры вынес им в общем мягкие, многих отпустили. А «атаман республики» Павел Калечиц, оказавшись за советско-польской границей, с голодухи связался с тамошней польской разведкой. Ходил на советскую сторону. На базаре в соседнем местечке его опознали. Погиб в перестрелке с чекистами. Это была приграничная зона, потому с середины 1920-х годов Койданово и окрестности советские власти начали капитально чистить. Пошли аресты, высылки... В 1932-м местечко переименовали. Назвали — Дзержинск. Тоже символично!
Вот такая беседа…

NB. Подводя итог, остается только заметить: так на самом деле — в событиях, фактах и лицах — выглядело то, что потом советские историки, следуя цитатам В. Ульянова (Ленина), стали пафосно именовать в своих учебниках словами «Триумфальное шествие Советской власти»…

22 марта 2018 г.

Или то, что зримо мне,
Всё есть только сон во сне?
Эдгар По

Будем откровенны: люди жутко любят рассказы о призраках, привидениях, выходцах с «того света» и о прочих зловещих фантомах. Как бы эти легенды порой ни леденили кровь и ни заставляли бешено биться сердце, а — вот поди ж ты! — страстно хочется оказаться в «царстве теней», разузнать подробнее, как да что там происходит, — словом, заглянуть за горизонт быстротечной жизни нашей — в жизнь вечную, загробную, таинственную...


В самом деле, стоит иному экскурсоводу от избытка чувств лишь заикнуться о Черной Панне в Несвиже или о Белой Даме и чернеце у руин Гольшанского… да нет же, «Черного замка Ольшанского», — как тотчас загораются глаза экскурсантов, совсем потухшие было от обилия исторических фактов, имен, дат, которые только что обрушивались могучим словесным потоком из уст того же самого рассказчика…

Правда, кое-кто сразу же резко возразит как отрежет: «Да будет вам чудить, выдумки это, побасёнки!» Однако такого Фому-неверующего еще Гоголь в свое время испепелил глаголом: «Побасёнки!.. Но мир задремал бы без таких побасёнок, обмелела бы жизнь, плесенью и тиной покрылись бы души». Ну, а что сказал бы в сердцах такому Фоме ровесник Гоголя — американец Эдгар По, мастер «литературы ужасов», который после кончины сам стал привидением в собственном доме в Балтиморе, где теперь устроен музей привидений, — так вот, что сказал бы он — уж лучше к ночи и не вспоминать! Откройте-ка на досуге его знаменитую поэму «Ворон»…

А теперь, нагнав страху немерено, поговорим о грозном и завораживающем призраке пани Ядвиги, что бродит и доныне у «Черного шляха» — вот уж пятьсот лет! Об этом историческом персонаже в 1998 году поведал в своей историко-детективной повести «Черный шлях» Константин (Кастусь) Тарасов, с которым судьба свела меня тогда, когда его уже по праву именовали «талантливым продолжателем литературной традиции Владимира Короткевича», «знатоком истории, ее материального мира вместе с тайными движениями человеческой души».



В 2008 году в издательстве «Рифтур» возник многообещающий проект серии «Путеводитель-детектив», в котором мы должны были выступить дуэтом: Константин Иванович в качестве автора новеллы или повести, а ваш покорный слуга — как комментатор исторических коллизий предложенных сюжетов. К великому сожалению, проект так и не был реализован, но знакомство с К. Тарасовым стало для меня незабываемым подарком! Вот тогда-то и родился нижеследующий комментарий к «Черному шляху»…

В повести «шлях» обозначен как участок старинной дороги от Ошмян к Вильне. При этой дороге, в описываемые автором 1501–1507 годы, стояли Медники (ныне Мядининкай) со средневековым замком ХIII столетия — его можно увидеть и теперь, следуя из Минска в Вильнюс. Прежде этот замок, вместе с соседним Кревским, входил в систему своеобразного оборонительного щита, воздвигнутого нашими предками на пути немецких рыцарей. Суровый облик этой цитадели, сложенной из камня и кирпича, с оборонительной башней, прежде достигавшей в высоту 30 метров, предстает перед глазами путешественников всякий раз, едва лишь промелькнет государственная граница, появившаяся здесь в начале 1990-х годов.

И хотя в наши дни параллельно старой дороге пролегла современная автомагистраль М7/Е28, шлях по-прежнему не забыт: он кружит, ведет от одной деревни к другой. А на полпути от Ошмян к Медникам, неподалеку от нынешних придорожных деревень Ровное Поле и Журавы, некогда стоял двор Ядвиги Русиновской — главной героини повести.



…Начало ХVI столетия было, мягко выражаясь, не самым спокойным временем в отечественной истории. Главой государства, объединившего благодаря Кревской унии (1385) земли Великого княжества Литовского и Королевства Польского, был в ту пору внук Владислава-Ягайло — Александр. Слабовольный и болезненный, он не смог активно противостоять экспансионистским устремлениям своего восточного соседа — Великого княжества Московского и его правителей: великого князя московского Ивана III, «собирателя земель русских», и его сына Василия III. При них окончательно распалась Золотая Орда и завершилось объединение русских земель под скипетром Москвы.



После сокрушения (1453) турками «Второго Рима» — столицы Византии Константинополя — призрак «Третьего Рима», уже московского, туманил головы этих правителей, которые мнили себя законными наследниками «империи Рюриковичей», а потому вели одну за другой войны с ВКЛ. «Политическая» женитьба Александра на старшей дочери Ивана III — Елене не только не принесла желанного мира, но и еще сильнее осложнила отношения противоборствующих монархов. Более того, после смерти Александра Василий III настойчиво, хотя и безрезультатно, добивался для себя титула великого князя литовского. В борьбу между Вильней и Москвой по инициативе последней были втянуты силы Крымского ханства. В 1505 году крымчаки-татары дошли до Слуцка, Минска, Лиды, Новогрудка, угнали в плен десятки тысяч человек…

Войны, разорение шляхетских и крестьянских дворов породили в стране анархию и всплеск преступности — судебные документы того времени красноречиво об этом свидетельствуют. Колоритная фигура разбойницы Русиновской, оказавшись на виду у современников, не затерялась в архивах даже много-много столетий спустя, что и неудивительно: ведь безжалостным вершителем судеб человеческих на «Черном шляхе», по воле житейских обстоятельств, стала знатная шляхтянка да к тому же — очень красивая женщина…

Благодаря отточенному перу Константина Тарасова можно легко перенестись на пятьсот лет назад в те места, где залихватски орудовала своим грозным чеканом Ядвига с лицом, «как у ангелов на образах», пока на ее преступном пути не вырос судья Ванькович…



Разумеется, пересказывать острый сюжет, мастерски выстроенный автором на документальных свидетельствах, — занятие совсем пустое. Куда лучше взять в руки книгу! Тем более что белорусский вариант повести (под названием «Здань Чорнага шляху») в 2016 году вышел в минском издательстве «Попурри». А еще ранее, в 2008 году, по мотивам повести Константина Тарасова драматург Алексей Дударев написал пьесу «Ядвига», поставленную на сцене Национального академического театра им. Янки Купалы.

Итак, дорогой читатель, если вы при случае поедете в Вильнюс или вдруг станете просто колесить по околицам Ошмян, где сохранилось столько чудесных памятников, включенных в маршруты «Виаполя» (загляните, например, в наш «Путеводитель»), то не забывайте при этом о жестокосердной красавице — пани Ядвиге. Она ведь по-прежнему обитает в тех краях! А народ неспроста говорит: чем черт не шутит, пока бог спит…

22 февраля 2018 г.

Чу! В магазинах суета сует... На кухнях готовятся тазики оливье и селедки под шубой... Ждут не дождутся своего часа, перемигиваясь, бутылки с крепкими напитками… Словом, страна, по советской табели о праздниках, готовится к 100-летнему юбилею «боевого крещения» РККА, ставшей впоследствии Советской армией, а теперь — по историческому наследству — и Белорусской армией. 23 февраля ныне без особых колебаний именуют просто «мужским» днем, «типо» — «Днем мужика»! Казалось бы, история праздника возвращает нас к событиям под Псковом и Нарвой, а на самом-то деле начало этим оливье-событиям тут, в Беларуси, куда Первая мировая война пришла осенью 1915 года и бушевала здесь два с половиной года…


Есть в Сморгонском районе старинное местечко Солы, включенное в несколько экскурсий «Виаполя». Попадая туда, как не залюбоваться здешним костелом Девы Марии Ружанцовой 30-годов минувшего века! Эффектный памятник модерна просто сам лихо бросается в глаза, просится в фотоаппараты и мобильные телефоны. А рядом с ним стоит скромное здание местного сельсовета, на котором беломраморная доска сухо сообщает об очень важном событии в ходе упомянутой войны.



Здесь 5 декабря (н.с.) 1917 года на переговорах были приостановлены военные действия вдоль всей линии фронта от местечка Видзы на севере Беларуси до Припяти — на юге. Перемирие было подписано членом Военно-революционного комитета Западного фронта рядовым С.Е. Щукиным и представителями командования германского Восточного фронта. Рассказывая об этих событиях, ваш покорный слуга всегда добавлял экскурсантам, что, к сожалению, дальнейшая судьба этого рядового неизвестна. В самом деле, и специальная литература на эту тему, и всезнающий Интернет глухо молчали, и это наводило на мысли о том, что судьба его, по всей видимости, была трагической...



И вот летом 2017 года на экскурсии у меня в автобусе оказалась милая супружеская пара: Светлана Шидловская и Сергей Нехамкин. Оба талантливые журналисты. Светлана часто рассказывает на страницах «Вечернего Минска» об экскурсионных маршрутах «Виаполя», и в очередной раз за впечатлениями она отправилась на экскурсию «Белорусская мозаика» в… свой день рождения. А это для турфирмы дорогого стоит, за что и полагается новорожденному обязательно фирменный сувенир! Подойдя ко мне после костела, Сергей Владимирович обрадовал, можно сказать — огорошил, прекрасной новостью:

– Да нет же, рядовой Щукин, который был тут, в Солах, на переговорах сто лет тому назад, не исчез, не растворился. И я готов поделиться не без труда найденными сведениями о нем.



Случаются же в жизни экскурсовода такие подарки! И вот из вороха источников и публикаций С. Нехамкина проступили наконец живые черты этого неординарного человека Щукина… Переговоры о перемирии происходили в здании штаба немецкой дивизии, который находился там, где сейчас, неподалеку от костела, располагается местный мехстан. Центральной немецкой фигурой на переговорах был генерал-майор фон Зауберцвейг. Напротив высокого и седого германского руководителя сидел 24-летний солдат Степан Щукин. Именно он возглавлял делегацию от Военно-революционного комитета Западного фронта, которая прибыла из Минска.

Руководителем Степана Ефимовича выбрали не случайно. Большевик Щукин был эрудированным человекам, хорошо говорил по-немецки. Поначалу генерал Зауберцвейг скептически смотрел на этого светловолосого молодого человека, бойко оперировавшего юридическими терминами, но в конце концов согласился с его доводами — и перемирие (первое в ходе войны между немецкими и российскими войсками) было заключено!



После революции и гражданской войны Степан Щукин работал в Постоянном представительстве СССР во Франции, в исполкоме Коминтерна. Участвовал в Великой Отечественной войне. После войны был профессором высшей партийной школы при ЦК ВКП(б), специалистом по философии и литературоведению, членом Союза писателей СССР, свободно вел преподавание на немецком и французском языках. Умер в июле 1955 года в возрасте 62 лет и похоронен в Москве.

Ну а какое все это имеет значение к празднику 23 февраля — спросит требовательный читатель. Отвечу: самое непосредственное! Ибо История всегда (!) слагается из нерасторжимых звеньев единой цепи событий. Ни одно из этих звеньев нельзя изъять — иначе цепь распадется. Так вот, вслед за подписанием перемирия в Солах переговоры, теперь уже о заключении мира, были перенесены в Брест-Литовск. В итоге они были скандально сорваны Львом Троцким (который и станет впоследствии вместе с Михаилом Тухачевским создателем РККА). Ответ со стороны немцев не заставил себя долго ждать. Немецкие командование, отвергнув перемирие, захватило почти всю Беларусь — немцы дошли до Пскова, где большевики потерпели сокрушительное поражение и под угрозой падения своего режима вынуждены были 23 февраля (!) на экстренном заседании ЦК ВКП(б) принять немецкие условия своей капитуляции, а 3 марта 1918 года подписать в Белом дворце Брестской крепости мир, который Ульянов (Ленин) сам называл «похабным».



А затем — всё та же стальная цепь событий — 25 марта 1918 состоялось провозглашение в оккупированном немцами Минске Белорусской Народной Республики. История продолжала развивать свой свиток (именно так называется один из разделов экскурсионных программ «Виаполя»).

И вот вновь отчетливо слышу я немой вопрос читателя этого сюжета: «Хорошо, но почему же дата поражения — 23 февраля — стала праздником?» Разумеется, она поздняя и условная, что в истории, кстати сказать, не редкость. Праздником рождения РККА власти «прикрыли» сразу два события, в равной степени болезненных для большевиков. Это и пораженческое заседание ЦК ВКП(б); это — как ни парадоксально сие прозвучит — и начало Февральской буржуазной революции в России. Она пришлась как раз на 23 февраля, но по старому, действовавшему еще в России в 1917 году юлианскому стилю. Последний был отменен в январе 1918 года, и началом Февральской революции в этом летосчислении стало… 8 марта! Вы не догадываетесь, к чему я клоню? Как всякий раз говорит «со значением» один известный телевизионный пропагандист: «Совпадение? Не думаю».

Однако 8 Марта — уже совсем другая история. И совсем другой праздник. А нам бы пока управиться с уже готовыми к употреблению оливье да селедкой под шубой. С праздником всех «мужиков», и не только их! Почаще бывайте на экскурсиях «Виаполя». В будни и праздники. Не пожалеете. Мы любим Историю и истории…

Экскурсия "Белорусская мозаика" Маршрут СБ-1.17.1: Залесье — Сморгонь — Солы — Островец — Гервяты https://viapol.by/assembly/1.17.1.htm