20 мая 2019 г.

Полоцко-Виленский шлях — одна из древнейших дорог Беларуси. Со времен Средневековья связала она Полоцк и Вильню, чья первостепенная роль в белорусской истории и культуре неоспорима. Это обстоятельство и обусловило особенную значимость дороги, которую в прошлом называли то шляхом, то гостинцем, то трактом, присовокупляя к этим словам громкие имена — Ольгерда, Витовта, Батория... Сколько интереснейших мест и замечательных людей собрал вокруг себя Полоцко-Виленский шлях! Наследником его исторической славы является ныне шоссе Р45/103 Полоцк — Вильнюс. В нескольких километрах от этого шоссе, среди живописных озер, расположился уютный агрогодок Камаи — в прошлом имение, местечко, известное с начала ХVІ века.


С 1592 года Камаи принадлежали Яну Рудомине-Дусяцкому (1543—1621), воеводе браславскому. На его средства здесь был сооружен в 1606 году костел Св. Иоанна Крестителя. Располагается он на бывшей Рыночной площади, а перед ним стоит каменный крест, высеченный, как полагают, в ХV — ХVІ столетиях из монолитного гранитного камня-валуна красного цвета.



Высота этого креста более двух метров, длина горизонтальной поперечины около метра. Вертикальная часть креста имеет четырехгранную форму. В средокрестии устроена треугольная ниша для распятия. На тыльной и частично фасадной плоскостях креста сделаны надписи латинским шрифтом более позднего, нежели сам крест, происхождения, значительно поврежденные и, к сожалению, до сих пор не расшифрованные.

За этим каменным крестом, в обрамлении стены из бутового камня, предстает храм, напоминающий собой скорее крепость. От этого памятника веет истинно романской мощью! И это тем более удивительно, что строился он, как уже было сказано, в начале ХVІІ, а перестраивался вплоть до ХІХ века. Низкорослый, кряжистый, широко расставивший по углам свои башни с бойницами, он кажется вросшим в землю исполином. Этот памятник оборонительно-культового зодчества соединяет в себе черты архитектуры готики, ренессанса и барокко.



Изначально костел строился как трехнефная базилика, расчлененная внутри четырьмя мощными столбами. Судя по натурным обследованиям, он был задуман как четырехбашенный. Но в процессе строительства от двух башен со стороны апсиды отказались. Более того, его первоначальный облик был изменен после сильного пожара, пережитого храмом в середине ХVІІ столетия. Тогда обвалились своды и были разобраны внутренние столбы. Позже достроили хоры, а с южной стороны — каплицу с криптой, что существенно изменило внешний облик храма, придав ему подчеркнутую асимметричность.



Сегодня это — двухбашенный и двухзальный костел со стенами двухметровой толщины, прорезанными высокими арочными оконными проемами. Главный вход в святыню решен в виде арки. Фасад завершает треугольный ренессансный щипец с полуциркульными нишами и круглыми бойницами. По углам храма устроены две мощные цилиндрические башни, также снабженные бойницами, что позволяло вести огонь на ближние и дальние дистанции. Как воспоминание о многочисленных войнах, которые не обошли Камаи, в стены главного фасада и башни в середине ХVІІ века, по распоряжению сына фундатора, Петра Рудомины, были вмурованы ядра от пушек.



Так — сурово и воинственно — выглядит храм снаружи, а внутри его царит совсем иное настроение. Интерьер украшен росписями, исполненными в технике гризайль. Основной мотив росписей — акантовая ветвь, сплошным ковром оплетающая картуши и медальоны с монограммами и символами. Плафон основного помещения храма представлен в виде рамы, вокруг которой вьются гирлянды из плодов и цветов.

В костеле четыре резных деревянных алтаря первой половины ХVІІІ столетия. Центральный двухъярусный алтарь решен в виде коринфской колоннады, в которой установлены деревянные скульптуры апостолов Петра и Павла. В центре помещена икона Богоматери с младенцем, датируемая ХVІІ веком и почитаемая чудотворной.

Ордерные элементы алтаря раскрашены под мрамор, что в сочетании с позолотой орнаментальной резьбы и полихромной скульптурой создает интенсивную по колориту, приподнятую, праздничную атмосферу внутри храма. Так искусство барокко в интерьере на высокой эмоциональной ноте завершает суровый рассказ, начатый готико-ренессансным экстрьером святыни.



Это волнующее повествование дополняет орган начала ХХ столетия, оформленный гирляндами, скульптурами ангелов, изображениями музыкальных инструментов. В свое время на этом инструменте начинал путь в большое искусство Бронислав Рутковский (1898—1964)– замечательный органист, дирижер, профессор музыки, музыкальный критик, обладатель высокой награды — ордена Серебряного Креста Виртути Милитари.

Он родился в Камаях, учился музыке в Петербурге и Париже. Был органистом кафедрального костела Св. Яна в Варшаве, давал концерты органной музыки, возглавлял польский Союз органистов и хормейстеров. Его именем названы зал Краковской государственной музыкальной школы и улица древней столицы Польши. Незадолго до смерти, в 1963 году, маэстро посетил свою малую родину. Камайцы хранят о нем самые теплые воспоминания. В костеле в его честь открыта мемориальная доска (2008), а парк перед святыней носит его имя.

Памятной доской увековечен в древних стенах и Казимир Свояк (Константин Степович, 1890—1926) — общественный деятель, поэт, ксендз, служивший в камайском костеле в 1915 году.



Костел буквально перенасыщен историко-культурными ценностями: только в государственном реестре их числится около 120! Это и алтарная икона Божией Матери Ченстоховской (ХVII ст.), и картина «Иисус и сирота» (1890-е гг.) кисти известного художника Альфреда Ромера (1832—1897), и реликварий с мощами святых, и крипта, где находятся захоронения ошмянских маршалков… Впрочем, все это лучше увидеть собственными глазами в сопровождении подробных комментариев ксендза Яцека Хутмана. И конечно же, под аккомпанемент старинного органа, чей голос и сегодня звучит мощно и вдохновенно…

29 апреля 2019 г.

В продолжение разговора о Поставах стоит заметить, что историческое и архитектурное наследие этого города не исчерпывается только ансамблем бывшей Рыночной площади. Знамениты Поставы и дворцом Тызенгаузов (в русскоязычных источниках их чаще именуют Тизенгаузами), заключенным в свое время в объятия чудесного парка. По этой былой графской резиденции мы сейчас и прогуляемся… А летом приглашаем в Поставы на экскурсии 14 июля и 9 августа «Былое в волшебном зеркале озер» (Будслав — оз. Нарочь — Поставы — Камаи — Лучай) https://viapol.by/assembly/1.9.htm


ПРОДОЛЖАТЕЛЬ ДЕЛА ПОДСКАРБИЯ

Во второй половине ХVIII столетия, одновременно с застройкой Рыночной площади, в местечке возводились три фабрики и дворец. Фабрики были остановлены сразу же после отстранения от дел Антони (Антония)Тызенгауза, попавшего в немилость к королю Станиславу Августу Понятовскому (это случилось в 1780 году), а уже три года спустя от них остались лишь развалившиеся, непригодные для эксплуатации здания поблизости от дворца да «паперня» при реке Мяделке, которую позже, уже во второй половине ХІХ века, переделали в водяную мельницу. Это здание сохранилось у пруда, сейчас оно обновлено — в нем Дом ремесел «Стары млын».

Что же касается дворца, то его строительство, так и не законченное Антони Тызенгаузом, завершал в первой половине ХІХ века граф Константин Тызенгауз, которому не суждено было лицезреть своего знаменитого родича, ушедшего из жизни за год с небольшим до рождения внучатого племянника. Тем не менее Константин, будучи в зрелых летах, решил установить в гродненском Фарном костеле памятник, достойный своего великого предка, однако сей замысел он не успел осуществить. Умирая, завещал сделать это сыну Райнольду, но и тому это не удалось. И лишь племянник Константина Тызенгауза — Константин Александр Пшездецкий довел-таки дело до конца — памятник получился на славу!



Родился Константин Тызенгауз в местечке Желудок под Щучином — там, где в фамильном склепе Тызенгаузов обрел вечный покой опальный реформатор и где первоначально был похоронен сам Константин (впоследствии его прах был перенесен в имение Рокишки в Литве) . Получив образование в Варшаве и Виленском университете, он в свои 26 лет, во время войны 1812 года, сражался на стороне Наполеона в корпусе военного министра Великого герцогства Варшавского князя Юзефа Понятовского. Остепенившись после политических передряг, уволился со службы и в 1814 году приехал в Поставы, которыми владел без малого сорок лет!

ДВОРЕЦ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

При Антони Тызенгаузе на месте нынешнего дворца успели построить только два каменных флигеля. Главное же здание графской резиденции едва поднялось с фундаментов. Но к началу ХІХ века оба флигеля пришли в полное запустение, и Константин Тызенгауз не счел нужным восстанавливать эти полуразрушенные сооружения, а вместо них возвел новый просторный дворец в стиле классицизма.





П-образная одноэтажная резиденция со стороны внутреннего двора была замкнута хозяйственным корпусом, а главным фасадом — обращена к улице. Боковой фасад — лицом к местечку — украсился монументальным шестиколонным портиком тосканского ордера и задумчиво смотрел на обширный цветник в парке. Разнообразные элементы, взятые из классицистического арсенала, придавали дворцу подчеркнутую декоративность. Сегодня великолепное, отлично отремонтированное здание отдано под больницу. А в былых дворцовых подвалах в 2014 году открылся музей, экспонаты которого рассказывают о природном, историческом и культурном своеобразии края, тесно связанного с родом Тызенгаузов.



На восток от дворца в ХІХ веке был разбит чудесный пейзажный парк, включивший в себя реку Мяделку с ее живописными прудами. Другой парк, более ранний и регулярный по своей планировке, визуально ограждал графскую резиденцию от местечка и был очерчен по бокам широкими каналами, выходящими из Круглого озера. Устройством этих парков «безмолвная громада камней холодных» была превращена в респектабельный дворцово-парковый ансамбль — родовое гнездо, приют душевного покоя, где жили, «страницы дней перебирая», копя фамильные предания, поставские графы Тызенгаузы…

В стенах дворца Константин, известный орнитолог, собрал уникальную коллекцию: в его домашнем музее были чучела около трех тысяч птиц и большая коллекция высушенных птичьих яиц. Им же был устроен зоологический сад «заморских» птиц, на содержание которых орнитолог не жалел ни средств, ни времени. Зимой птицы жили в оранжерее, где хозяин Постав весьма успешно и с большой выгодой для себя выращивал арбузы, виноград, персики...



Работы Константина Тызенгауза публиковались в научных журналах Польши, Франции, Германии… Перу потомка подскарбия принадлежат многочисленные статьи и пять монографий. В свое время широко был известен его трехтомный труд «Всеобщая орнитология, или Описание птиц всех частей света» (1843–1846).
Будучи учеником известного художника Яна Рустема (1762–1835), Константин Тызенгауз проявил себя и в живописи. В Поставах он создал ценную картинную галерею и библиотеку, содержавшую книги по орнитологии, а также редкие памятники польской письменности и собрание гравюр; положил начало семейному архиву. Наконец, активно занимался он и общественной деятельностью: основал в Вильне глазную лечебницу.



По смерти Константина Тызенгауза его сын Райнольд (1830–1880) передает в 1856 году орнитологическую коллекцию в Виленский музей древностей, а богатую картинную галерею (в ней было более 60 полотен), собранную отцом, оставляет в Поставах. Райнольда не привлекала карьера ученого — он стал промышленником. Вместе с тем на досуге писал разного рода трактаты, приводил в порядок фамильный архив, считая это своим семейным долгом.

Райнольд ушел из жизни в 50 лет — и на нем почил в бозе род Тызенгаузов, 160 лет владевших Поставами. Так завершилась здесь целая эпоха…

24 апреля 2019 г.

Разместился этот районный центр Витебщины на высоком холме, омываемом рекой Мяделкой, притоком Западной Двины. Речка разлила свои воды, охватив тут крутой берег двумя озерами — «ставами». Под именем Поставы город существует в письменных источниках с 1409 года. Сейчас здесь 20 тысяч жителей. И каждый из них непременно что-нибудь да слышал об Антонии Тызенгаузе... А мы — предлагаем увидеть этот город во время экскурсий 14 июля и 9 августа «Былое в волшебном зеркале озер» (Будслав — оз. Нарочь — Поставы — Камаи — Лучай) https://viapol.by/assembly/1.9.htm


ЛЮБИМЕЦ КОРОЛЯ

В 1720 году частновладельческое местечко Поставы перешло к Тызенгаузам — представителям древнего немецкого рыцарского рода фон Тизенгаузенов, которые, попав в Лифляндию, переселились затем в Великое Княжество Литовское, со временем изменили свою фамилию на Тызенгауз (по-польски или Тизенгауз — в русском написании), занимали высокие государственные и военные должности. Особенно прославился среди них Антони (Антоний) Тызенгауз — сын Бенедикта, первого владельца Постав из этого рода.



В правление короля Станислава Августа Понятовского Антони получил должность подскарбия надворного, став таким образом управляющим огромными королевскими имениями — экономиями. Наделенный властью, пользовавшийся финансами и безграничным доверием короля, в расцвете сил, Тызенгауз с энтузиазмом приступил к делу. План его был грандиозен, амбициозен и патриотичен. Он намеревался ни больше ни меньше сделать Речь Посполитую независимой от иностранных государств и в рекордно короткие сроки создать в аграрной стране отрасли промышленности, существовавшие тогда в Европе. Первый опыт был поставлен им в собственном родовом имении — Поставах.

Здесь он строит фабрики поясов и полотняную, а также бумажную мельницу — паперню. В центре местечка на Рыночной площади подскарбий возводит ансамбль зданий различного назначения. На окраине местечка закладывает дворец. И, не дождавшись еще окончательных результатов реализации им задуманного, расширяет свой опыт, перенося его из Постав в два центра королевских экономий — Гродно и Шавли (Шауляй).



БЛЕСК И НИЩЕТА РЕФОРМАТОРА

Строил «литовский царек», как именовали его недоброжелатели, в молниеносном темпе, но не очень толково, считая для себя делом чести вводить в стране любую новинку, о который слышали люди, побывавшие за границей, и при этом не слишком задумываясь о действительной надобности и прибыльности того или иного нововведения. Очарованный картиной собственных грез, подскарбий не считался ни с кем и ни с чем. Неудивительно поэтому, что через несколько лет подобной деятельности Антони Тызенгауз стал воистину притчей во языцех…



Под него копали, изводя реформатора интригами и доносами. Издерганный постоянными жалобами на своего подопечного, слабовольный король постепенно свыкся с мыслью, что рано или поздно верному фавориту придется дать отставку. И она состоялась: административная процедура передачи власти превратилась в насильственный шляхетский «наезд» со всеми чертами личной мести. Его предали даже самые близкие друзья…

Дерзкий план подскарбия превышал возможности одной личности, даже столь выдающейся — а это несомненно, — как Тызенгауз. Его благие намерения осуществлялись слишком поспешно, наскоком и потому были обречены на провал. От закончившегося полным крахом предприятия Антони в Поставах на бывшей Рыночной площади (сегодня — площадь Ленина) сохранились лишь отдельные постройки некогда впечатляющего своим размахом архитектурного ансамбля.

АНСАМБЛЬ РЫНКА

Можно только догадываться, каким потрясением стал для тихого захолустья «опыт», поставленный Тызенгаузом. За короткий срок, в 60–70-х годах ХVІІІ столетия, он возвел в Поставах 22 каменных строения! На площади выросли торговые ряды, дома ремесленников, здание городской канцелярии и суда, школа, кафе, заезжие дома, лечебница... Полунищее поселение на глазах его жителей преобразилось вдруг в красивый европейский городок! Было отчего испытать бурю эмоций...



Создание этого каменного ансамбля стало событием не только для Постав, но и для всей белорусской архитектуры, поскольку это был пример первой в Беларуси ансамблевой застройки, осуществленной одним архитектором по единому плану. Очевидно, строительными работами здесь руководил приглашенный из Италии зодчий Джузеппе де Сакко (1735–1798), талант которого многопланово раскрылся и в Гродно — на Городнице.

До наших дней уцелела лишь третья часть прежнего ансамбля: восемь построек, из них пять домов ремесленников, заезжий дом, школа и лечебница. Пластическое решение этих зданий и сегодня удивляет своей гармонией. А их функциональное разнообразие сделало площадь безусловным центром города — административным, религиозным, культурным. Но все же первое место оставалось за ее торговым назначением. Автору проекта удалось создать тот своеобразный камерный ансамбль, который нам, к величайшему сожалению, уже не дано увидеть в сколько-нибудь полном виде — разве что на архивных чертежах.



Время, однако, неумолимо вносило свои изменения в творение зодчего. Так, в конце XIX столетия, после губительного для местечка пожара, на освободившемся от строений плацу было возведено монументальное пятикупольное здание православной церкви. Решенная в формах так называемого русско-византийского стиля, именно она формирует сегодня силуэт старинной площади и в то же время как будто «спорит» своими вертикалями с неоготическим костелом начала ХХ века, грациозно поставленным на правом берегу речки Мяделки на месте древнего городища.

ГОТИЧЕСКИЙ ХОРАЛ



Сложенный из лицевого красного кирпича костел во имя Св. Антония Падуанского (францисканского проповедника-чудотворца, одного из наиболее почитаемых католической церковью святых) является классической иллюстрацией трехнефной базилики с четко обозначенным трансептом, придающим плану храма конфигурацию латинского креста. Изящество пропорций памятника, высокие черепичные крыши, помеченное всплеском сигнатурки-шпиля средокрестие, стройная, искусно прорисованная четырехгранная башня-звонница на фасаде — все это формирует мгновенно запоминающийся, рафинированный и неувядающий со столетиями готический образ.





Вознесенный в небеса храм вот уже более века парит над Поставами. Звуки его торжественной, как органный хорал, и одновременно романтической архитектурной мелодии еще не раз всплывут в памяти тех, кто хотя бы однажды встретился с ним взглядом...

Есть в Поставах и еще один замечательный памятник прошлого — дворец Тызенгаузов. Однако это — отдельная тема, и к ней мы еще вернемся.

15 апреля 2019 г.

Главная улица городского поселка Свирь, в котором сейчас проживает менее тысячи человек, вытянулась вдоль береговой линии одноименного озера, повторяя его контуры. В центре бывшего местечка возвышается холм, с вершины которого открывается живописный вид на окрестности. Местные жители называют этот холм «горой Довмонта». Эти места мы посещаем во время экскурсии https://viapol.by/assembly/4.1.htm по живописному Нарочанскому края


Археолог Ярослав Зверуго после проведенных раскопок пришел к выводу, что уже в раннем железном веке (6 в. до н.э.- 9 в. н.э.) эти места облюбовали балты. Очевидно, они и дали название озеру Свирь, что означает «глубокое». Местные жители утверждают, что здесь было языческое капище Перуна, на месте которого нальшанский князь Довмонт построил деревянный замок. И хотя документального подтверждения эта легенда не находит, она весьма популярна в здешних местах. Некоторые исследователи 19 века считали Свирь столицей Нальшанской земли.



Письменная история Свири начинается с 15 века, когда владельцами местечка были князья Свирские герба «Лис». Братья Эрик и Роман Свирские входили в местную политическую элиту, подписывали акты Троцкой (в 1433 г.) и Городенской (в 1434 г.) уний. Сын Романа Ян завещал часть имения Свирь своей жене, что вызвало судебный процесс за наследство. В начале 16 века сильно разветвленный род постепенно теряет свои позиции и распродает имения. В 1528 г. Свирь становится владением Юрия Радзивилла, вошедшего в историю под прозвищем Геркулес Литовский. Выкупить свое бывшее владение у Радзивиллов Свирские сумели только спустя сто лет.



Резиденцией князей Свирских, а затем и Радзивиллов в Свири был деревянный замок, построенный на городище. В этом замке во время Ливонской войны (1558-1583 гг.) решалась судьба Полоцка. В 1579 г. сюда прибыл король Речи Посполитой Стефан Баторий. После смотра войск король утвердил план компании по освобождению Полоцка от войск Ивана Грозного. Самое активное участие в ней принимал Николай Радзивилл Рыжий. Вместе с сыновьями он выставил в войско 1000 конников и 100 пехотинцев.
От бывших замковых укреплений до наших дней практически ничего не сохранилось. После Великой Отечественной войны здесь брали песок для строительства, от былого холма осталась лишь треть.





С вершины холма, на котором когда-то стоял замок, открывается потрясающий вид не только на озеро Свирь, но и на само местечко. На его главной улице, замыкая ее перспективу, находится костел Святого Николая. Его внушительная башня является единственной высотной доминантой Свири.
Первый деревянный костел в местечке был построен еще в 1452 г. Яном Свирским. В 1570 г. владелец Свири Николай Радзивилл Рыжий передал его кальвинистам. После смерти своего двоюродного брата Николая Радзивилла Черного в 1565 г. именно он возглавил протестантов в Великом княжестве Литовском. В своем имении в Биржах Николай Радзивилл Рыжий создал центр Реформации и открыл кальвинистскую школу, в других владениях были построены кальвинистские сборы.



В начале 17 века, когда реформация идет на спад, храм в Свири вернули католикам. В то время владельцами местечка вновь стали князья Свирские, выкупив его у Радзивиллов. В 1653 г. на месте старого обветшавшего храма был построен новый каменный костел в стиле раннего барокко. В его возведении принимали активное участие священник Г. Ясинский и хоружий ошмянский Ф. Казела. В начале 20 века (к 1909 году) костел коренным образом перестроили. От старого храма сохранилась нижняя часть башни-звонницы и апсида, ставшая часовней. Еще перед Второй Мировой войной верующие собрали деньги на новый орган — 16 тысяч злотых. Деньги поступили в том числе и от продажи книги ксендза Юрия Жамейтя «Свирь и свирский костел».

В 1961 году костел закрыли, через три года после этого из храма вывезли орган. Местные жители вынуждены были ходить на службу в Михалишки, Константиново или Шеметово. Вскоре после закрытия костела при поддержке ксендза Станислава Кучинского была создана инициативная группа, поставившая своей целью вернуть святыню верующим. Теофилия Кисель и Янина Сухаревская из Свири, Владимир Лопата из деревни Володьки и Юзеф Субко из Хотилок настойчиво стучали в двери самых разных государственных учреждений, писали петиции в Москву.
В 1980 г. появилась надежда вернуть святыню. Председатель городского совета сообщил, что нужно провести генеральную уборку в храме. Когда воодушевленные надеждой верующие привели все в порядок, костел по приказу местной администрации превратили в склад брикета. Затем здесь находился цех сморгонского завода оптики. В 1988 году верующие даже направили письмо М.С. Горбачеву с просьбой вернуть храм, однако их усилия увенчались успехом только в 1990 г.



О том непростом для храма времени напоминает своеобразный памятник во дворе костела — изогнутый крест, обвитый тросом. Ведь именно так, привязав к крестам трос, его сбросили с крыши 31 мая 1981 г. На территории костела находится костница конца 19 века. В ограде костела есть часовня со статуей Святого Шарбеля, молитва к которому исцеляет от физических недугов и психических расстройств.





В центре местечка сохранились старые дома и лавки, уцелело и здание корчмы, построенное в конце 19 века. Они напоминают нам о еврейской общине Свири. Уже в ноябре 1941 года в местечке возле озера было создано гетто, огороженное колючей проволокой. В феврале 1942 года около 250 евреев отправили в д. Жирмуны в рабочий лагерь, а в августе оставшихся евреев вывезли в гетто в Михалишки. Их жизненный путь закончился в Понарских лесах под Вильнюсом. Всего в годы войны было убито около 700 евреев из Свири.



Отсюда родом еврейский писатель, журналист и издатель Аба Балошер, погибший в Освенциме 27 марта 1944 г. Одним из самых известных уроженцев этого местечка является Макс Гордон — американский джазовый продюсер, основатель популярного джаз-клуба Village Vanguard в Нью-Йорке.

В Свири полгода проживал драматург Винцент Дунин-Мартинкевич. Почти два года (с марта 1862 и до 22 февраля 1864 года) он скрывался от преследования царских властей в имении Добровляны у Матильды Бучинской. После того, как имение было секвестровано, 22 февраля 1864 года писатель переехал в Свирь. Здесь он был арестован и отправлен в тюрьму.

Сейчас тихую, размеренную жизнь Свири нарушают лишь туристы — любители истории и природы.

8 апреля 2019 г.

Давид-Городок раскинулся на живописных берегах полноводной Горыни — притока полесской красавицы Припяти. Три моста, переброшенные через старое и новое русла Горыни и над озером Сежка, мощенные камнем улочки, уютные деревянные дома с солярными дисками на фронтонах, с узорчатыми водосточными и печными трубами, сады, утопающие в цветах палисадники и, наконец, величавый силуэт Замковой горы — это и есть очаровательный в своей патриархальности городок Давида (Давыда) Игоревича — внука Ярослава Мудрого, волынского князя, который в 1100 году, взамен отобранного у него княжества, получил во владение Погорынье и основал сей город… Подробнее — приглашаем в нашу экскурсию https://viapol.by/corporate/bel-2.14.htm в эту уникальную часть Припятского Полесья


Древнейшим памятником Давид-Городка является Георгиевская (Юрьевская) церковь, расположенная на старом городском кладбище с немалым количеством каменных надгробий — по форме совершенно удивительных, если не сказать — почти загадочных. Кладбище и церковь облюбовали себе место на высоком холмистом берегу озера Сежки. Деревянный храм по одним сведениям был построен в конце XVII века, по другим — в 1724 году. В его интерьере внимание привлекает резной четырехрядный иконостас, выполненный в 1751 году в стиле барокко неизвестным мастером. Прежде в нем находились замечательные по своей пластике Царские врата, ныне хранящиеся — как особая драгоценность — в Национальном художественном музее Беларуси. Иконостас богато расписан и украшен позолоченными резными накладками.



Первый католический храм Божиего Тела был основан тут князем Яном Ольбрехтом Радзивиллом в 1623 году. Костел пострадал от пожара в 1811 году, был отремонтирован и уже вторично сгорел в 1839 году. Новую святыню возвели в десять лет спустя, однако и она не уцелела. Точно так же не повезло и костелу, построенному «за польским часом», в 1936 году, — в советское время он стал клубом…

Еще одно культовое сооружение — колоритное, вычурного силуэта, с трехпролетной брамой — это разместившаяся на площади в центре Давид-Городка каменная церковь во имя Казанской иконы Богоматери (1913). На виду у нее в год празднования 900-летия Давид-Городка была установлена скульптура князя Давида (скульптор Александр Дранец, архитектор Леонид Левин). И сама площадь получила имя князя. Бронзовый герой своим копьем в правой руке показывает на Замковую гору, дабы напомнить потомкам, откуда пошел город Давидов.



К имени князя Давида Игоревича (1055 — 1113) некоторые историки добавляют прозвище «Буйный». И не случайно. Он был сыном Игоря Ярославича, княжившего во Владимире-на-Волыни и недолго задержавшегося на этом свете. И княжич Давид, лишившись отца (а имя его матери историкам неизвестно доныне), с ранних лет не знал родительской ласки да и княжеского удела не получил, став князем-изгоем («князь без княжества»). Это и определило его жестокий и беспринципный характер: он стремился во что бы то ни стало вернуть себе отцовские владения —Владимиро-Волынское княжество — и не останавливался на этом пути ни перед чем.

Его отчаянные похождения могли бы послужить фабулой для «черного» авантюрного романа: убийства, предательства, заговоры, ослепление противника… Прожил Давид Буйный около 60 лет, похоронен в Киеве (впрочем, и в этом нет полной ясности, о чем скажем ниже). Вот именно этот человек и считается основателем города, названного сначала просто Городком. Позже, в ХV столетии, его стали именовать Городок Давидов, а с начала ХVІІ века — Давид-Городок.

По свидетельствам археологов, в начале ХII столетия здесь было поселение дреговичей. На страницы же письменных источников Городок попал много позже. Три с половиной столетия Городецкая княжеская ветвь Рюриковичей владела этим городом и всем уделом, угаснув в 40-х годах ХV века, когда Городок Давидов находился уже в составе Великого Княжества Литовского и им владели Гедиминовичи. Впоследствии город был передан Сигизмундом І Старым своей жене королеве Боне, а от нее в 1551 году перешел к Радзивиллам, которые позже создали Давид-Городокскую ординацию, просуществовавшую до 1939 года.



Сегодня на Замковой горе можно увидеть памятный камень с надписью: «Отсюда есть пошел Городок Давыда. ХІІ век». Камень поставлен тут неспроста. В 1936 году гора эта была объята пламенем пожара — сгорела дотла стоявшая на ней Воскресенская церковь. И тогда жители, решив отстроить церковь на прежнем месте, начали рыть котлован под фундамент будущего храма, а гора оказалась похожей на слоистый пирог. Слои следовали за слоями; почти четыре метра прошли строители и наткнулись не на плотный грунт, а на... древние погребения.

Так случай приоткрыл завесу над тайнами Замковой горы, где, как было установлено, хоронили первых местных князей. Есть предположение, что здесь же, а не в Киеве был погребен и князь Давид Игоревич. Раскопки позволили многое прояснить в истории древнего города, воссоздать картину быта и занятий его жителей. Были вскрыты настилы улиц, раскопаны жилые постройки, найдены предметы труда, украшения... Через 30 лет, в 1960-х годах, археологи продолжили свои изыскания. Однако и по сей день исследована лишь незначительная часть Замковой горы. Как знать, какие открытия ожидают здесь ученых в будущем!

Но уже сегодня можно с уверенностью утверждать, что на укрепленном городище сначала появился деревянный, из дубовых бревен, Верхний (Горний) замок, а затем у подножия горы с конца ХVІ века — Нижний (Дольний) замок. Горынь, ее притоки, заболоченная луговина служили надежной защитой этим замкам. Они соединялись подъемным мостом на цепях. Замковая гора укреплялась на протяжении нескольких столетий и в конце ХVІІ века обрела особенно внушительный вид.



Во время военных действий в середине ХVІІ столетия Замчище переходило из рук в руки и повидало немало хозяев: тут поднимали свои штандарты и хоругви запорожские казаки, войска гетмана польного литовского Януша Радзивилла, российские стрельцы... Тут читал универсал Богдана Хмельницкого атаман Антон Небаба. Три года здесь находился штаб руководителя Городецкого восстания войта города Ивана Богдашевича...

После этих бурных событий кровавого 20-летнего военного разгула (1648 — 1667) наступило мирное время. Замчище постепенно приходило в упадок, так как надобности в нем не было. Радзивиллы превратили это место в административный центр города и волости. Администрация размещалась в деревянном одноэтажном дворце, возведенном в конце ХVІІ столетия на Верхнем замке в окружении хозяйственных строений.



С годами Замчище окончательно утратило свой воинственный облик. Оплыли земляные валы, исчезли оборонительные ограждения, сами собой сгнили башни... В конце концов ничего не осталось и от радзивилловского дворца на Замковой горе. А на месте Нижнего замка появилась улица Замковая, на которой, кстати, до наших дней сохранилось немало интересных деревянных домов. И лишь Воскресенская церковь продолжала будить горожан по утрам звоном своих колоколов, пока и ее в 1936 году не поглотил пожар… С того времени начался новый отсчет в истории Замчища, страницы которой мы только что перелистали.

5 апреля 2019 г.

Есть в Беларуси такой город — Бобруйск. И как только Вы слышите это название, у Вас в голове рождаются ассоциации. У каждого свои. А мы — приглашаем Вас 5 и 21 июля на экскурсии https://viapol.by/assembly/1.15.htm в это «прекрасное, высококультурное место». А степенно, не спеша увидеть этот город и переночевать в нем можно на 2-дневных экскурсиях https://viapol.by/assembly/d.8.htm 25-26 мая и далее в первые выходные каждого летнего месяца… Экскурсии с анимациями!


Бобруйск… Кто-то вспоминает Ильфа и Петрова: «При слове «Бобруйск» собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным высококультурным местом».



И да, в Бобруйске есть памятник Шуре Балаганову, хотя местные власти не любят, чтоб его называли памятником (как это — памятник аферисту и не совсем честному человеку?) и предпочитают говорить: «Скульптура, изображающая героя литературного произведения».



Кто-то вспоминает, что Бобруйск — это еврейская столица Беларуси. И действительно, в 1932 году из 62 тысяч населения 40 тысяч составляли евреи. Это был единственный город в Беларуси, где даже нееврейское население учило и знало идиш! Именно в Бобруйске родилась Рахель Кацнельсон, жена Залмана Шазара, который в 1963 году стал Президентом Израиля (кстати, Залман Шазар тоже родом из Беларуси, из Мира, который сегодня славится своим средневековым замком…).



Кто-то вспоминает Бобруйскую крепость. И она того стоит — ведь это была единственная крепость в Российской империи не захваченная французскими войсками во время войны 1812 года. Это о ней генерал Михайловский-Данилевский писал: «Ни одна крепость России никогда не была такой полезной, как Бобруйск в 1812 году».



В 1820—1823 гг. в 9-й пехотной дивизии, которая была расквартирована в Бобруйске, служило много будущих декабристов. Командирами полков были С. И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин, И. С. Павало-Швековский, создавшие в мае 1823 года так называемый «Бобруйский план», который предусматривал арест императора Александра 1 во время смотра войск. Однако руководителями Южного общества план был отклонён «ввиду его недостаточной подготовленности». А после подавления восстания декабристов на Сенатской площади, некоторые из них были направлены на каторжные работы в Бобруйскую крепость, которая с момента восстания выполняла функцию государственной политической тюрьмы. В связи с этим кто-то вспомнит рассказ Валентина Пикуля «Бобруйский мешок» о яйцевидной камере, в которой «все и всюду было овальное, даже койка и столик изгибались, повторяя кривизну камеры». Находиться в такой камере в течение длительного времени было просто невозможно — нахождение в ней действовало на психику и физическое состояние человека с необыкновенной разрушающей силой, узники попросту сходили с ума…



Кто-то вообще, возможно, вспоминает об инопланетянах, когда на территории Бобруйской крепости над Березиной видит Ледовый дворец «Бобруйск-Арена», так похожий на летающую тарелку! На крыше дворца установлен мощный прожектор с системой фокусирующих линз, почти такой же, как в фильме про Бэтмена. С его помощью в дни государственных праздников подсвечивается флаг. А если направить прожектор вверх, можно осветить облака в ночном небе. Так «летающая тарелка» подает сигналы внеземным цивилизациям и рассказывает далеким собратьям о совершенно замечательном городе, в котором ей довелось приземлиться.
Кстати, именно здесь — на Бобруйской хоккейной арене — 23-25 августа 2011 года проходили съемки фильма «Легенда № 17» режиссера Николая Лебедева, посвященного легендарному хоккеисту Валерию Харламову. Бобруйск-арена часто становится концертной площадкой для мировых знаменитостей. С выступлением на "Бобруйск-Арене" уже побывали группа "Звери", "Виагра", Валерий Леонтьев, Александр Серов и, конечно, Би-2. Би-2 — рок-группа, созданная в Бобруйске Шурой (Александр Уман, родился в Бобруйске в 1970 г.) и Лёвой (Егор Бортник, родился в Минске, 1972 г.). В далеком 1988 году артисты репетировали в Бобруйском Доме культуры шинного комбината, где тогда работал Александр Уман. Их песня к фильму «Брат-2» «Полковнику никто не пишет» заняла вершины хит-парадов и принесла группе широкую известность...



А еще в Бобруйске на ОАО «Красный пищевик» выпускают самый вкусный в Беларуси зефир. Здесь производится более 40 видов зефира — бело-розовый», ванильный, крем-брюле, в шоколаде… Существует легенда, что рецепт этого лакомства подарил людям древнегреческий бог ветра Зефир. История предприятия начинается с 1870 года. Именно тогда, согласно данным Бобруйского государственного архива, в городе был основан дрожжевой завод, которым владел купец Хонон Райцин. Первоначально на нем работало всего 3 человека. Сегодня же здесь выпускается более 20 тысяч тонн кондитерских изделий в год — зефир, халва, мармелад, ирис, драже… В фирменном магазине можно купить даже шоколадного бобра — как же без него, это же символ Бобруйска!



Памятник Бобру в Бобруйске появился в сентябре 2006 года, накануне проведения «Дожинок». Его высота 170 см, он одет в костюм от лучшего портного, на нем штиблеты-лодочки, галстук-бабочка, в руках (простите, лапах) котелок и тросточка. У него даже есть имя — Лазарь Самуилович.



Памятник Бобру стоит на улице Социалистической, которую бобруйчане кратко называют «Социалкой». Раньше она называлась Муравьевской и была главной улицей города. Это была первая мощеная улица Бобруйска (вымощена в 1908 г.), прямая и широкая, которой очень гордились местные жители. Первые этажи домов занимали магазины, мастерские, банковские отделения, нотариальные конторы, аптеки, кабинеты практикующих врачей, фотоателье, питейные заведения, парикмахерские, рестораны, мясные, цветочные и хлебные лавки…



По окончании рабочего дня все устремлялась на Муравьевскую, образуя сплошной поток гуляющих. Центральная часть улицы называлась «биржей». Здесь назначались встречи с целью трудоустройства, заключения сделок, здесь шел обмен важными сведениями, просто информацией, а то и сплетнями, проходили свидания, устраивались знакомства. Сами же бобруйчане торжественно именовали её Невским проспектом. И в 20 веке главным развлечением жителей города оставались прогулки по Социалке.



«…По вечерам все способные к передвижению граждане, вне зависимости от пола, возраста и образовательного ценза, мыли шеи, надевали чистые сорочки и целыми семьями отправлялись фланировать по Социалке — не спеша, торжественно, под ручки.
Чем больше было народа и чем труднее было протолкнуться, тем вечер считался более интересным.
- Как вы вчера провели время?
- Отлично, 8 раз прошлись по Социалке.
- А мы десять!»
(Сол Шульман «Променад по Социалке»)



В Бобруйске сохранилось на удивление много домов в стиле модерн конца XIX — начала ХХ века. Сейчас эта колоритная застройка — изюминка города!



А если Вы пройдете дальше по Социалке, мимо фирменного магазина «Красного пищевика» и рынка, мимо маленьких магазинчиков, расположенных в домах начала 20 века, и мимо действующей синагоги, Вы выйдите на улицу Бахарова. Продолжением улицы Бахарова является шоссе, которое связывает Москву и Варшаву (знаменитая «Варшавка»), так что раньше она вполне логично называлась Шоссейной.



Это о ней написал книгу «Вниз по Шоссейной» известный художник, уроженец Бобруйска Абрам Рабкин: «Пройдём на Шоссейную, где старая липа и сад и двери открываются с лёгким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов…» Это Бобруйск был нарисован на его картинах, представленных на персональной выставке в Ленинграде в 1981 году. Деревянные домики со ставнями и покосившимися стенами, куст цветущей сирени у ворот, бобруйский рынок и синагога, перекресток Социалки и Карла Маркса. Город его детства.





Через несколько кварталов ул. Бахарова пересекает улицу Энгельса, которая когда-то она называлась Инвалидной. Она была названа в честь ветеранов войны 1812 года, ведь слово «инвалид» в переводе с французского звучит гордо — «ветеран, заслуженный человек». На улице Инвалидной в Бобруйске родился замечательный писатель и режиссер Эфраим Севела. «И была в этом городе улица под названием Инвалидная. Теперь она переименована в честь Фридриха Энгельса — основателя научного коммунизма, и можно подумать, что на этой улице родился не я, а Фридрих Энгельс» (Эфраим Севела «Легенды Инвалидной улицы»). 1 июля 2016 года в Бобруйске возле кинотеатра «Товарищ» состоялось торжественное открытие памятника Эфраиму Севеле.





Бобруйск — удивительный город, город с неповторимой атмосферой. Как писал Леонид Коваль, родившийся в Бобруйске в 1926 году: «Если бы вы имели счастье родиться в Бобруйске, вы бы поняли, что такое Театр. А что такое Театр? Это все, как в Жизни, только чуть-чуть красивее… Бобруйск жить не мог без ярких, многоцветных декораций. Бобруйск любил красить небо в цвет Мечты, траву — в цвет Любви, а дома — в цвет Надежды».





Мы еще напишем здесь — в этой рубрике — про Бобруйск, его историю. А пока — поехали на экскурсии в этот «прекрасный, высококультурный» город…

1 апреля 2019 г.

В четырех километрах от центра Слонима, вдоль реки Иссы, притока Щары, располагается эта усадьба. И чаще всего она остается вне поля зрения многочисленных экскурсантов, приезжающих посмотреть слонимские архитектурные достопримечательности. А между тем Альбертину есть что показать и рассказать любителям белорусской старины… В наших экскурсиях в Слоним https://viapol.by/assembly/1.4.htm каждые первую субботу каждого месяца мы приглашаем ее посетить…


Начало усадьбе в первой половине ХІХ века положил Войцех Пусловский (1762―1833). Сначала поветовый писарь в Бресте, он впоследствии стал предводителем дворянства (маршалком) Слонимского повета, действительным тайным советником. Одним из первых оживил в Беларуси после ее присоединения к России мануфактурное производство, верноподданно служил царскому трону и за поставки продовольствия русской армии во время войны 1812 года был награжден орденом Св. Анны І степени.

То был воистину воскресший фригийский царь Мидас, который, как известно, обращал в золото все, к чему бы ни прикасался. Любое деловое начинание Войцеха Пусловского давало столь же неизменно положительный экономический результат. Пример тому ― убыточные имения слонимского старосты, гетмана великого литовского Михала Казимира Огинского. Попадая в хваткие руки Пусловского, они преображались, словно по волшебству!

Богатства маршалка растут год от года, а злым языкам неймется ― о происхождении капиталов Пусловского ходят самые нелицеприятные слухи, порождаемые не в последнюю очередь завистью к баловню удачи, который жил нарочито на широкую ногу. В его роскошную Альбертинскую усадьбу, где была собрана прекрасная коллекция картин итальянских художников, а из дворовых создан «отменный оркестр», съезжаются титулованная знать и заводчики, писатели и художники...

С Войцехом Пусловским был хорошо знаком Валентий Ванькович ― яркий представитель романтизма в белорусской живописи первой половины ХІХ века, друг Мицкевича и Пушкина, автор психологических портретов и исторических полотен. Писанный маслом парадный портрет Войцеха Пусловского кисти Ваньковича представляет нам уже немолодого, но энергичного человека с ироничным взглядом проницательных глаз.



При Войцехе Пусловском рядом с усадьбой начал формироваться мощный промышленный комплекс. Во второй половине ХІХ ― начале ХХ века тут обосновалась, без всякого преувеличения, индустриальная столица Слонимщины. Около полутора десятков предприятий, на которых производили сукна и шелк, спички и гвозди, бумагу и картон, ткали ковры, лили чугун, изготовляли кирпичи, пилили лес, мололи муку... В 1885 году к Альбертину провели железную дорогу, в следующем году здесь построили гидроэлектростанцию.

С началом Первой мировой войны этот огнедышащий промышленный горн потух. Ветеран индустриального Альбертина ― знаменитая суконная фабрика, просуществовавшая почти столетие, теперь смотрит на нас со своего отлично сделанного фирменного знака, обрамленного оттисками медалей многочисленных выставок. Зато мельница, в переделанном виде, используется и сегодня как цех картонно-бумажного завода «Альбертин», которому и принадлежит сегодня былая усадьба со всеми ее многочисленными сооружениями.



Здешний дворцово-парковый ансамбль дошел до наших дней несколькими постройками и парковыми композициями, размещенными по берегам живописного озера. Дворец Пусловских по-прежнему встречает посетителей парой «античных» ваз и возлежащих у входа львов ― хранителей домашнего очага. Внутренняя планировка здания теперь приспособлена для Дома культуры и библиотеки. О былом великолепии его покоев приходится лишь догадываться, веря на слово восторженным свидетельствам очевидцев.

Сохранились здесь и другие усадебные строения: жилой и служебный флигеля, пилоны въездной брамы и живописное, в каменной ограде, здание конюшни, которое само по себе почти что дворец (а сегодня еще и гостиница). Постройку соорудили в начале ХХ века из лицевого красного кирпича ― в два этажа, с двумя ризалитами наподобие башен, с арочными, зубчатыми и круглыми окнами, сдвоенными и строенными. Все это, в духе ренессанса, было задрапировано рустом. Въезд в конюшню броско исполнен в виде подковы с маской головы коня. Старый парк продолжает звучать как романтическое эхо некогда амбициозного гнезда Пусловских ― таких разных, неоднозначных, но неизменно деятельных, оставивших яркий след в истории.

Во время «Листопадовского» восстания 1830–1831 годов третий по старшинству сын Войцеха Пусловского ― Адам Титус, бывший корнет Александрийского гусарского полка, возглавил отряд из тысячи повстанцев, большую часть которых позднее арестовали и сослали в Сибирь. А сам он, тяжело раненный, признанный преступником первой категории, эмигрировал и умер во Франции в 1854 году. Его брат, Франтишек, заменил отца на посту слонимского маршалка; выстроил под Варшавой дворец, славившийся своим антиквариатом; получил от Римского Папы Пия ІХ в 1869 году графский титул, не признанный, однако, в России. С именем младшего сына Войцеха Пусловского ― Вандалина связано строительство монументального замка-дворца в Меречевщине под Коссово, где родился руководитель национально-освободительного восстания 1794 года Тадеуш Костюшко.



Благодаря Пусловским ― и это стоит особо подчеркнуть ― в 20−30-х годах прошлого века Альбертин приобрел мировую известность. Здесь на пожертвования влиятельного политика графа Владислава Пусловского был основан иезуитами восточного обряда миссионерский центр, занимавшийся популяризацией идей церковной унии. Патроном этого центра стал не кто иной, как Папа Пий ХІ. Альбертинский Дом иезуитов ― а он включал в себя церковь, монастырь, школу, детский приют, библиотеку, издательство ― посещали папский нунций в Польше, примас Польши, епископы, генерал ордена иезуитов...

Во время Второй мировой войны миссия перестала существовать. В 1996 году, к 400-летию Брестской церковной унии, в Альбертине открыли памятный крест в честь всех тех, кто инициировал неоунию. Бывший монастырь стал ныне интернатом, униатская церковь ― православной во имя преподобномученика Афанасия Брестского.

28 марта 2019 г.

На одной из самых старых улиц Кобрина — Первомайской (бывшей Пинской) — находится костел Успения Пресвятой Девы Марии. Здесь, у храма, хочется сказать: «Sta Viator! — остановись, прохожий!» Ведь этот храм стал свидетелем многих важных событий в истории города и страны. В наших 2-дневных экскурсиях https://viapol.by/assembly/d.7.htm в чудесный Полесский край мы осматриваем эти места… Ближайший выезд — 4-5 мая, а потом — каждые третьи выходные месяца!


Сведения о первом католическом храме Кобрина относятся к 1513 году. Согласно архивным документам, деньги на алтарь пожертвовала последняя представительница князей Кобринских — Анна Кобринская-Костевич. Деревянный храм, находившийся в центре города недалеко от рыночной площади сгорел во время пожара в 1812 году.



В 1841 году на улице Пинской на деньги, собранные прихожанами, началось строительство нового костела по проекту архитектора Носкова и 15 августа 1845 года состоялось торжественное освящение храма местным священником Антонием Киселевским, а в 1851 году он был освящен епископом Виленским Вацлавом Зулинским в честь Успения Пресвятой Девы Марии. Главный фасад храма, построенного в стиле классицизма, украсили две башни, боковые фасады — пилястры. В храме были три резных алтаря с иконами Иисуса Христа, Матери Божьей Остробрамской и Святого Антония, на хорах находился орган на 12 голосов.



Территория костела была отделена от улицы оградой, что хорошо видно на рисунке Наполеона Орды, сделанном в 1864 году. Костел просматривается еще на одном рисунке художника, где показана застройка города.



Кобринская земля прочно вошла в биографию Наполеона Орды. В 1866 году он был арестован по подозрению в участии в восстании 1863-64 гг. и посажен в местную тюрьму. Военно-полевой суд приговорил Наполеона Орду к высылке в отдаленные губернии России, но впоследствии приговор отменили благодаря стараниям жены и помощи посла Франции. Наполеону Орде позволили поселиться у родственников в имении Молодово Кобринского повета. Напоминанием о том непростом периоде в его жизни являются два рисунка тюремной камеры, в которой он находился в заключении.



Храм, запечатленный художником, благополучно пережил Первую мировую войну, он оставался действующим и в годы Великой Отечественной войны. Осенью 1942 года в Кобрине нацисты провели акцию по ликвидации узников гетто. Из колонны людей, которых гнали по улице, вырвалась группа детей. Нырнув в проем каменного забора, дети укрылись в костеле. Здесь ночью их нашли священники Ян Урбанович и Владислав Гробельный и отвели в свой дом, расположенный рядом с храмом.

Узнав о том, что священники прячут еврейских детей, прихожане приносили продукты, одежду, лекарства. Однако нашелся предатель, который донес об этом в СД. Когда нацисты нагрянули с обыском, дети успели спрятаться в подвале. Чтобы узнать, где прячутся беглецы, священников пытали прямо в доме несколько часов, но они молчали. Убежище обнаружили, услышав плач перепуганной малышки. Ян и Владислав просили отпустить детей, предлагая взамен свои жизни, однако все мольбы были тщетны. Избитых детей вместе со священниками расстреляли прямо у стен храма. Вскоре после этих событий предатель, выдавший детей, был найден убитым. Кто совершил правосудие, осталось неизвестным. Священников похоронили на ул. Виноградной. В начале 1990-х годов на их могиле установили памятник. В 1962 году костел закрыли, некоторое время в нем находился мебельный склад. Верующим храм вернули только в 1990 г. Сейчас это единственный действующий католический храм Кобрина.



На территории костела находятся два военных кладбища. Одно из них появилось еще в 1920 г. В 257 могилах тогда похоронили около 300 воинов польской армии. Что примечательно, рядом с ними были похоронены и 9 красноармейцев. В 1960-х старые кресты по распоряжению местных властей сбросили в пруд на западной окраине парка. Говорят, что вместо рабочего, отказавшегося совершить акт вандализма, в кабине бульдозера сел один из местных начальников.



Главный памятник — обелиск Virtuti Militari — пришлось таранить несколько раз, прежде чем он поддался натиску бульдозера. Вместе с надгробными плитами в пруд попала и часть останков захороненных здесь солдат.



В начале 2000-х годов инициаторами восстановления кладбища выступили Михаил Аверчук и Ромуальд Остромецкий, их инициативу поддержал священник костела — ксендз Кшиштоф Голенбевский. В марте 2000 года в результате раскопок были обнаружены 39 оригинальных крестов и большая часть обелиска. В 2002 году кладбище восстановили. На месте старых могил установили новые безымянные кресты в память о воинах Красной и Польской армий. Старые кресты, обнаруженные во время раскопок, встроили в ограду кладбища.

13 сентября 2008 года на костельном погосте перезахоронили останки около 60 человек, погибших в сентябре 1939 г. в самом начале Второй мировой войны. Обнаружены они были летом 2008 года 52-м отдельным специализированным батальоном совместно с делегацией Совета охраны памяти борьбы и мученичества Республики Польша в ходе поисковых работ в Кобрине и у деревни Подземенье. Останки 13 человек находились в городе на кладбище у Петро-Павловской церкви. Это бойцы 83-го полка полесских стрелков Войска Польского, которые погибли при обороне Кобрина от немецких войск и были похоронены 18 сентября.



Останки еще 42 человек были обнаружены у деревни Подземенье. Среди расстрелянных были не только польские военные и полицейские, но и гражданские лица, в том числе три женщины. Старожилы утверждают, что к их гибели причастны члены так называемого отряда самообороны, организованного жителем деревни Савой Дранюком. До войны он успел побывать в заключении в концлагере в Березе-Картузской за убийство. Получив известие о переходе Красной Армией границы с Польшей, он организовал отряд и начал охоту на полицейских и военных. Тела жертв сбрасывали в придорожную канаву возле деревенского кладбища.
Торжественное перезахоронение останков состоялось при участии представителей духовенства, местной власти, Управления увековечения памяти защитников Отечества и жертв войны Министерства обороны, а также роты почетного караула из Польши.

25 марта 2019 г.

Кальвинистских храмов (так называемых сборов, или, по-белорусски, збораў) до середины ХVІІ столетия в Беларуси насчитывалось, по свидетельству историков, почти девяносто. Многие из них были деревянными, и от века к веку число их сокращалось, по мере того как кальвинисты теряли свои позиции и деревянные святыни, ветшая, разрушались. До наших дней уцелело лишь несколько в большей или меньшей степени перестроенных и по-разному используемых кирпично-каменных храмов, один из которых — в Жодишках. Его судьба очень поучительна! В экскурсии Виаполя «И музыкой звучат воспоминанья…» по маршруту Крево — Залесье — Сморгонь — Жодишки — Вишнево мы как раз говорим об этом… https://viapol.by/corporate/bel-1.11.htm


Однако, прежде чем говорить об этом памятнике, несколько слов о самом кальвинизме. Радикальная доктрина французского богослова и блестящего писателя Жана Кальвина (Ковен — так звучит его фамилия по-французски, что значит «лысый»), выходца из среднего сословия, уже при жизни признанного всеми учителя протестантизма, нашла в Великом Княжестве Литовском благодатную почву и могущественного покровителя — канцлера и виленского воеводу Миколая Радзивилла Черного. Его пример обращения в «новую веру» — публично это случилось в 1553 году — вдохновил многих.



Почти во всех крупных городах Беларуси появились кальвинистские школы, в которых обучались дети шляхты. Последователи Кальвина принимали активное участие в деятельности государственных органов, благодаря чему уже в 1563 году протестанты, наряду с православными, были уравнены в правах с католиками. Однако католическая церковь повсеместно ответила на критику протестантов Контрреформацией, которую возглавил орден иезуитов, что привело к религиозным войнам в Европе. В Беларуси это противостояние не приняло столь радикальных форм. Основные положения о веротерпимости были зафиксированы в монарших привилеях и в Статуте 1588 года. Таким образом, Речь Посполитая Обоих Народов, объединившая Великое Княжество Литовское и Королевство Польское, превратилась во второй половине ХVІ столетия в одно из самых религиозно-терпимых государств Европы.

Но даже внутри семей магнатов, шляхты и части зажиточных горожан, где кальвинизм пустил особенно глубокие корни, после заключения Люблинской унии (1569) происходит смена религиозных приоритетов — протестантизм постепенно утрачивает свое влияние. Дети кальвинистов, охотно поступая в иезуитские коллегиумы, которые давали прекрасное по тем временам образование, выходят из этих учебных заведений рьяными католиками. Лишаясь крупных покровителей, меценатов, кальвинисты вынуждены были сворачивать свою деятельность. Закрываются их храмы, школы, типографии…



Село с балтским именем Жодишки расположено в двадцати километрах от Сморгони при старинной дороге, идущей на Свирь. Считается, что сбор был построен тут в 1612 году. В процессе переделок храма в начале ХХ века к нему добавили две боковые каплицы. Кроме того, была изменена ориентация святыни. Главный вход устроили с восточной стороны, и колокольня оказалась над алтарем. В довершение ко всему в Первую мировую войну башня была сильно повреждена и уже более не восстанавливалась, а ее нижний ярус превратили в апсиду, укрепленную угловыми контрфорсами.



Сегодня храм внешне выглядит более чем скромно. Аскетичность, архаично-массивная архитектоника присутствуют и в конструкциях интерьера памятника, что было вполне в духе кальвинизма. Вместе с тем при переделке сбора под костел в середине ХVІІІ столетия в нем появились подчеркнуто декоративные, исполненные в стиле рококо алтари — главный и два боковых. Своды каплиц украсились в 30-х годах ХХ века живописью, выполненной известным белорусским художником Петром Сергиевичем (1900 — 1984).



Чтобы понять, сколь сложен и противоречив был исторический путь памятника, уместно проследить эволюцию смены его хозяев. В 1709 году в Жодишках по соседству со сбором обосновались иезуиты. В своей усадьбе последователи Игнатия Лойолы возвели деревянный костел, затем открыли школу и аптеку, выстроили каменный двухэтажный коллегиум. Под напором иезуитов кальвинисты вынуждены были капитулировать и покинуть свое насиженное гнездо. А их сбор перешел к иезуитам.



После издания в 1773 году буллы папы Римского Климента XIV о запрете ордена иезуитов жодишский коллегиум, как и многие другие, был упразднен. И хотя гонимые отовсюду иезуиты благодаря своей изворотливости нашли приют на землях Российской империи, куда после третьего раздела Речи Посполитой (1795) попали и Жодишки, однако здание местного коллегиума стало собственностью новых владельцев местечка. В конце ХVIII столетия они переделали его в усадебный дом-дворец с трехэтажным ризалитом, сохранившийся тут доныне и используемый под больницу вот уже 70 лет…



Однако вернемся к сбору, ибо разговор о нем отнюдь не закончен. Перешедший к иезуитам, он в 1820 году (после высылки иезуитов из Российской империи согласно указу императора Александра I — так завершился начатый Екатериной II и законченный ее любимым внуком Александром почти полувековой «флирт» российских властей с последователями Игнатия Лойолы) стал фарным Троицким костелом и даже после восстания 1863 года избежал печальной участи многих закрытых властями католических святынь, оставшись действующим приходским костелом, каковым является и сегодня!



В 1924 году священником этого костела стал Винцент Годлевский — известный белорусский религиозный, общественный и культурный деятель. Свою жизнь он посвятил служению Богу и белорусской идее. В 1918 году отец Винцент вошел в состав Рады — правительства Белорусской Народной Республики.

В здешнем костеле он начал читать проповеди на белорусском языке. Два года его пребывания тут произвели переворот в самосознании прихожан. Сюда потянулся народ из соседних парафий. Жодишки обрели известность во всей Западной Беларуси! Польские власти арестовали ксендза, но из-за протестов общественности вынуждены были его освободить. Как национальный герой вернулся он в храм. Потом последовали другие аресты, тюрьмы — борьба за белорусизацию Костела продолжалась.

В 1942 году, незадолго до Рождества Христова, Винцента Годлевского схватили фашисты в оккупированном Минске. На 54-ом году жизни он был расстрелян в концлагере Тростенец, так и не успев отслужить Рождественскую мессу... Его судьба, как и судьба костела в Жодишках, изобилует тяжелыми испытаниями. И храм ХVІІ — ХХ веков является сегодня зримой иллюстрацией непростого пути, пройденного и кальвинизмом, и католицизмом на наших землях.



Все экскурсии Виаполя смотрите в разделе "Экскурсии по Беларуси" https://viapol.by/belarus.htm. В этом году там нет посещения Жодишек, но поехать на эту экскурсию Вы можете своим предприятием-командой, заказав эту экскурсию «И музыкой звучат воспоминанья…» по маршруту Крево — Залесье — Сморгонь — Жодишки — Вишнево https://viapol.by/corporate/bel-1.11.htm

18 марта 2019 г.

На старинной дороге, связавшей Кореличи и Валевку, находится деревня с добрым и теплым названием — Райца. В ней на высоком холме над дорогой, подобно стражу, охраняющему путников, возвышается церковь Святой Варвары. Недалеко от храма в старинном парке расположен усадебный дом, хранящий воспоминания о былых владельцах. В 1994-1995 годах здесь проходили съемки фильма «Проклятый уютный дом». Побывать в Райце, прочувствовать все очарование этого необычного места можно на экскурсии «Каменная летопись Новогрудчины» 1 июня и 27 июля https://viapol.by/assembly/1.31.htm


Райца впервые упоминается в 1511 году в документах Литовской Метрики. Ее владельцами тогда были Богуш и Мишка Верещака из имения Камень под Кобрином. Побывав в руках у Мартина Гаштольда, с середины XVI века Райца стала владением Андрея Раецкого и оставалась собственностью Раецких вплоть до середины XIХ века. В 1838 г. Людвика Раецкая принесла имение в качестве приданого новогрудскому маршалку Юзефу Верещаке.

Кроме Райцы во владении рода Верещаков были имения Кутовщизна и Плужины, Ясенец и Любижаны, а еще — Тугановичи. В начале XIХ в. именно Тугановичи стали своеобразным центром, где собиралась местная шляхта. Там, в Тугановичах, гостил у своих друзей Юзефа и Михала поэт Адам Мицкевич, там встретил свою музу — Марию Верещака. В мае 1832 г. Юзеф Верещака и Иван Тугановский подписали договор, по которому обменялись имениями Смольчицы и Тугановичи. Центр владений Юзефа Верещаки переместился в Плужины, а затем в Райцу.



В Национальном историческом архиве Республики Беларусь хранится инвентарь 1857 г. и другие документы, позволяющие представить, как выглядело имение при Верещаках. Кроме Райцы, в которой было всего 16 дворов, в него входили деревни Хвалово, Домбровичи, Сегда, Забердово, Скрышево, Миратичи и Осташин. В инвентаре приводится описание усадебного дома. Его окружал парк, часть которого была засажена плодовыми деревьями. Возле ограды парка проходила липовая аллея, в конце которой возвышался столб с изображением дворянского герба «Лебедь». На нем когда-то стояла скульптура Божьей Матери.



Значительные изменения в парк внес сын Юзефа Верещаки Франтишек, унаследовавший имение в 1875 году. Ботаник-любитель, он наполнил его редкими экзотическими растениями. По словам известного фотографа Яна Булгака, побывавшего в Райце и сделавшего ряд фотографий усадьбы, парк «…не меў роўных ва ўсёй ваколіцы: раскінуты па лагчынах і пагорках, ён спакушаў прыгажосцю таямнічасці ўсярэдзіне, абуджаў ува мне прагную цікавасць і неспакойнае здзіўленне, якія я адчуваў з нервовым напружаннем, адчуваў аж да болю. Я не мог адарваць ад парку вачэй і, едучы міма, паварочваўся ўвесь час у яго бок, як жалеза да магніта. Стараючыся пранікнуць у тайнікі гэтага зачарованнага саду, я прыпісваў яму ўсё, што калі-небудзь запамінаў з кніжак, і думаў пра яго уладальніка, як пра паўбога, які мае шчасце знаходзіцца пасярод такога хараства…”



В 1881 г., в возрасте 42 лет, Франтишек женился. Его избранницей стала дочь варшавского юриста Каролина Тиме. Финансовое состояние молодой семьи постепенно ухудшалось, пришлось распродавать земли, в итоге имение уменьшилось более чем вдвое. 23 мая 1897 года Франтишек Верещака ушел из жизни, так и не познав счастья отцовства. Наследниками имения стали его родной брат Казимир и вдова Каролина. В 1898 г. граф Вавжинец фон-Путткамер — внук Марии Верещака — выкупил у них имение. Как инженер-железнодорожник граф участвовал в строительстве Уральской, Бакинской и Полесских железных дорог. Последняя из них прошла в нескольких километрах от его родового поместья Больтеники. В 1890 г. Вавжинец фон-Путткамер вышел в отставку и поселился в Больтениках. Он активно участвовал в общественной жизни края, два раза избирался в государственную думу России.

В 1910 г. Райца стала свадебным подарком графа дочери Янине и ее мужу — профессору Краковского университета Адаму Жолтовскому. Молодая чета жила в Кракове, лишь изредка наведываясь в Райцу. Перед Второй мировой войной Жолтовские подарили имение Конгрегации сестер католического апостольства (монахиням-паллотинкам). О монахинях, имевших свой аптечный огород и лечивших людей, у местных жителей остались самые теплые воспоминания.

После войны в усадебном доме находилась больница и поликлиника, затем, до 2003 г. — амбулатория с аптекой. После шести лет запустения, в декабре 2009 года его купила семья художников Солдатовых. Вера Евгеньевна Солдатова — член Белорусского союза мастеров народного творчества, мастер по соломоплетению, награждена медалью Ефросиньи Полоцкой. Ее работы можно увидеть в музеях России, Великобритании, США, Беларуси. Соломенный зубр был подарен Уго Чавесу во время его визита в Беларусь, а шляпка — Хиллари Клинтон. Одной из самых ярких работ мастера является иконостас из соломки в церкви Святого Иоанна Крестителя в Дудутках. Вместе с Верой Евгеньевной над созданием иконостаса трудился и ее муж — Александр Васильевич Солдатов — мастер иконописи. Семейная пара, поселившись в Райце, помогает в восстановлении церкви Святой Варвары, которая находится недалеко от усадебного дома.



Храм был построен в 1817 году Раецкими на вершине холма как костел и фамильная усыпальница. На главном фасаде храма, возведенного из бутового камня и кирпича в ретроспективно-готическом стиле, возвышается четырехгранная башня, на которой прежде находились часы-куранты. Главный вход решен в виде стрельчатой арки, на боковых фасадах — ступенчатые контрфорсы. Элементами декора служат побеленные стрельчатые ниши и архитектурные пояса.



Местные жители с гордостью утверждают, что автором проекта храма является их земляк — архитектор Ян Зайко, которого Франтишек Раецкий отправил на остров Святой Елены перенимать опыт по строительству храмовой архитектуры. Отсюда, мол, и необычный вид храма, больше похожего на миниатюрную крепость. То, что архитектор Зайко действительно существовал, не вызывает сомнений. Он упоминается в отчете Казимира Верещаки о расходах в 1858 г. После восстания 1863 г. храм передали православным, переосвятив его в Свято-Преображенскую церковь.



На рисунке Наполеона Орды, выполненном в 1870-х годах, видно, что на башне храма находится статуя Божьей Матери. Правда, местные жители со временем стали называть ее статуей Святой Варвары. Эта святая жила в III веке в городе Илиополе Финикийском. Ее отец Диоскур был язычником и, узнав, что дочь приняла крещение, обезглавил ее. По странному стечению обстоятельств, не раз головы лишалась и статуя в Райце. В голову статуи часто попадала молния, разбивая ее на осколки, но каждый раз ее восстанавливали.



Во время войны в храм попал снаряд. В 1959 г. пригнали гусеничные трактора, тросами пытались растащить здание, ухватившись за оконные решетки. Сильнее всего пострадала алтарная часть, досталось и боковым стенам, однако святыня устояла. Тогда же разорили и гробницу, в которой были похоронены 10 представителей рода Раецких. Местная детвора зимой каталась на гробах с высокой горы, а в школу на уроки биологии приносили кости и черепа.



К восстановлению храма приступили в начале 21 века. В 2003 г., когда ремонт был завершен, его освятили в честь Святой великомученицы Варвары. В июле 2017 года при участии архиепископа Новогрудского и Слонимского архиерея Гурия торжественно отметили двухсотлетие храма. Кульминацией торжества стала закладка юбилейной аллеи под символическим названием «200 лет и один день».

У подножия холма, на котором стоит церковь, расположена бывшая плебания. Местные жители утверждают, что от нее к храму ведет подземный ход. Настоятель храма отец Алексей Шишкир рад всем, кто приезжает в Райцу. Он мечтает вернуть ему прежний облик и по крупицам собирает сведения о Райце и ее владельцах. В церкви есть даже маленький музей, в котором можно увидеть и копию гравюры Наполеона Орды, и фотографию храма на острове Святой Елены, который, возможно, послужил прототипом для семейной усыпальницы Раецких.

15 февраля 2019 г.

Уладзімір Ілліч Содаль — беларускі літаратуразнавец, краязнавец. У 1967 — 2000 гадах працаваў на Беларускім тэлебачанні. Даследчык беларускай літаратуры і культуры ХIХ — XX стагоддзяў: жыццёвага і творчага шляху В. Дуніна-Марцінкевіча, Ф. Багушэвіча, Я. Купалы, М. Багдановіча, Ядвігіна Ш., Зоські Верас і інш. Аўтар шматлікіх кніг і артыкулаў, складальнік альбомаў, укладальнік зборнікаў твораў...

Так прадстаўляюць Уладзіміра Содаля энцыклапедычныя крыніцы і літаратурныя даведнікі. Убачыць на ўласныя вочы мясціны Багушэвіча, пачуць пра карані яго творчасці запрашаем падчас экскурсіі “Астравецкая кругасветка” па маршруце Кушляны — Солы — Астравец — Варняны — Міхалішкі — Гервяты https://viapol.by/assembly/1.6.htm


Лёс звёў мяне з гэтым самаахвярным чалавекам сорак год таму, калі ў Мінскім бюро падарожжаў і экскурсій, дзе на той час я працаваў, пачалі ствараць першыя літаратурныя маршруты па Беларусі і па-за яе межамі. Пушкінскія Горы, Ясная Паляна Льва Талстога, Спаскае-Лутавінава Івана Тургенева, Карабіха Мікалая Някрасава... Экскурсаводы, дзякуючы сваёй рухавай прафесіі, ўжо пабачылі на ўласныя вочы гэтыя і іншыя знакамітыя мясціны, і добра памятаю, як мы зайздросцілі сваім расійскім калегам. Расказваць пра слыннага літаратара ў ягонай сядзібе, там, дзе выспявала постаць творцы, дзе фарміраваўся ягоны светапогляд, дзе нараджаліся творы, што сталі класікай сусветнай літаратуры, — ці ж гэта не кранае душу да самага ейнага донца?! Якую незвычайную ці, лепш сказаць, надзвычайную ўладу атрымлівае над сваімі слухачамі экскурсавод, калі ён распавядае менавіта «там, дзе…»!



От адным разам сталася так, што ў вандроўку па літаратурных мясцінах Беларусі я трапіў з супрацоўнікамі літаратурна-драматычнай рэдакцыі Беларускага тэлебачання, сярод якіх быў і Уладзімір Содаль. Ехалі мы ў госці да Мацея Бурачка — у Багушэвічавы Кушляны, у той чароўны куточак, дзе прайшло маленства, юнацтва і апошнія гады жыцця «Прарока беларускага Адраджэння». І на сёння гэта, бадай, адзіная на Беларусі цудам ацалелая, далікатна ператвораная ў мемарыяльны музей пісьменніцкая сядзіба, якая амаль напоўніцу захавала сваё першапачатковае аблічча.



Палеткі, пералескі, сажалка, драўляны сядзібны дом, капліца, мураваная абора... Вось нарэшце развіталіся мы са сваім аўтобусам — і адчулі пад сабой кушлянскую зямліцу. Водар лугавых кветак, стракатыя фарбы спелай восені, птушыная гамана і... хударлявы, жвавы чалавек сталага веку, што не ішоў, не, — бег насустрач гасцям з усмешкай на твары. Гэта быў Міхал Ляпеха! Яго як гаспадара Багушэвічавай хаты (на тую пару — вясковай бібліятэкі) адрэкамендаваў нам Уладзімір Содаль. Па ўсім было відаць, што знаюцца яны няблага, нягледзячы на розніцу ва ўзросце. Міне добры час — і Уладзімір Ілліч скажа пра тутэйшага ахоўніка Кушлянскага кута, ужо нябожчыка: «У 1951 годзе ў Багушевічавай хаце пасяліўся ўлюбёны ў паэтава слова Міхал Сымонавіч Ляпеха, якому і народны жарт быў падуладны, які і сам здатны быў экспромтам радок зарыфмаваць, які пра самога сябе казаў: «Ляпеха — жыве дзеля смеха». Ці то: «Ой, будзе ўсім гора, што Ляпеха памрэ скора».





Гэтыя радкі я цытую з кнігі Ул. Содаля «Умей слухаць» (2003), што прыхавала пад сваёй вокладкай сапраўдныя дыяменты народнай творчасці: жартоўкі, анекдоткі, аповеды, досціпы... Іх старанна збіралі, запісвалі ў кушлянскім наваколлі вельмі падобныя адзін да аднаго душой і сэрцам рупліўцы: Міхал і Уладзімір. Разгорнеш гэтую невялічкую, але вартую шчырай удзячнасці кнігу — і імгненна адчуеш натуральную, нібы пах паветра ці смак вады, прыгажосць матчынай мовы, яе багацце, дасціпнасць, якую набывае яна ў вуснах народа. І зразумееш, што за карані жывілі сваімі сокамі моцнае дрэва таленту Францішка Багушэвіча...



«Святы той куточак фальварак Свіраны» — так называецца іншая кніжка багушэвічазнаўцы, якая распавядае пра тую адметную мясціну, адкуль прыйшоў у свет божы Франусь Багушэвіч і дзе, як той казаў, «яго пуп закапаны». Там, у Свіранах, ён падрастаў да шасці гадоў. Там беларусы Віленшчыны стварылі народны паэтаў мемарыял! Бо калі ў пачатку 1990-х гадоў Свіраны апынуліся за беларуска-літоўскай дзяржаўнай мяжой, віленчукі «учапіліся за іх, як за нацыянальны сцяг, узялі пад сваю апеку», — сведчыць Ул. Содаль у «Слоўку на прадмоўку» да сваёй кнігі, на старонках якой — безліч найцікавейшых фактаў!



Каб падсумаваць усё напісанае Ул. Содалем аб Ф. Багушэвічу, дык будзе ні больш ні менш манаграфія, захапляльны жыццяпіс Асобы, чыя веліч павольна-паступова раскрываецца ў часе і ў культурна-гістарычнай прасторы, ды пакуль што не асэнсаваная, не спасцігнутая намі як мае быць. У Содаля ж хапала ахвоты, часу, сродкаў займацца Багушэвічам дзесяцігоддзямі... Ён нястомна адшукваў, занатоўваў, а потым з радасцю прапановаў як шырокаму колу чытачоў, так і літаратуразнаўцам тое, што сталася вынікам плённае працы аўтара, нават калі гэты вынік — зусім маленькае, але важкае ўдакладненне ў біяграфіі ягонага героя.

Мімаходзь ўпамянуў я тут аб сродках... Справа ў тым, што шмат год запар Содаль выдаваў свае кнігі невялікімі, калі не сказаць — мізэрнымі, накладамі (па 300 асобнікаў!) на ўласныя грошы, адкладзеныя ад маленькай пенсіі колішняга працаўніка «культурнага фронту». Вядома, прыбыткам ад такого «літаратурнага бізнесу» была дзірка ад абаранка, балазе звесці б канцы з канцамі, разлічыцца з выдавецтвам. Але ж руплівец — ён таму і ёсць рупліўцам, што, паводле біблейнага выразу, «не ад свету гэтага».

Ужо і здароўе даўно не тое, і прывід чарговага непажаданага юбілею паўстае перад вачыма... Але ж трэба збірацца ў вандроўкі — таксама ўласным коштам, — то-бок хадзіць па хатах, распытваць старэнькіх бабуль ды дзядуляў, занатоўваць, апрацаўваць, корпацца ў бібліятэках, па архівах, весці перапіску са сваякамі, родзічамі «бессмяротных», з афіцыйнымі ўстановамі... Дык хто ён, гэты апантаны чалавек? А так сабе — прыватная асоба. Якая немаведама чаму не можа сядзець, склаўшы рукі ды абыякава пазяхаючы на ўсе бакі. Усё нешта гэтай няўрымслівай асобе патрэбна, што другім наогул непатрэбна і нават — дзіўна. Словам, дзівак-чалавек!



Між іншым, гэтак жа, з нейкім непаразуменнем, а то і з’едліва, глядзелі ў пазамінулым стагоддзі і на Францішка Багушэвіча шмат хто з ягоных сучаснікаў — «osób szanowanych i godnych» ды ўвогуле «людей приличных». Навошта гэтаму шляхціцу, віленскаму адвакату нейкая штучная беларуская мова, думалася ім, калі ёсць «język polski bardzo doskonały» або, прынамсі, «великий и могучий русский язык»? Што гэта за дурнота такая — займацца рыфмаплёцтвам на сялянскай гаворцы?! Дзе і калі гэта было чутно, каб сяляне вершы складалі ды дэкламавалі? А хто будзе каровы пасвіць? Аха-ха-ха!.. Дзіва што, панове!

Дарэчы, тое ж самае, але яшчэ больш «выразна», не звяртаючы ўвагі на ўмоўнасці, казалі і пра папярэдніка Багушэвіча — зноў жа героя Ул. Содаля — Вінцэнта Дуніна-Марцінкевіча, які атабарыўся ў Люцінцы ў тым самым 1840 годзе, калі нарадзіўся ў Свіранах будучы Прарок і калі ў царскай Расіі было забаронена беларускае друкаванае слова. А ён, люцінскі гаспадар, з тягам часу пачаў у сваім «улюбёным дамку» у Люцінцы ды ў Мінску публічна ладзіць тэатральныя імпрэзы па-беларуску. Смех дый годзе! Аднак зусім не смехам, а арыштам, шматгадовым паліцэйскім наглядам ды вялізным грашовым штрафам скончыліся для яго тыя гулі...

Тым не менш Яе Вялікасць Гісторыя палічыла, што і Дунін-Марцінкевіч, і Багушэвіч павінны быць поплеч з нашчадкамі. Тым жа, хто рагатаў з гэтых абодвух ці ўтаропліваў на іх свае пагрозлівыя вочы, Яна вынесла іншы прысуд: каб засталіся яны навекі нікому не вядомымі і нікім не запатрабаванымі. Апошнія, згодна з прысудам, адышлі ціха-мірна ў нябыт, і калі вернуцца адтуль, то, відаць, не раней як з надыходам Суднага дня...

Таму, шаноўнае спадарства, здаецца, карысна будзе на развітанне прыпомніць — усёй грамадой — простую і старую нібы Кітай думку: свет трымаецца Рупліўцамі! Уладзімір Содаль — адзін з іх. І таксама з вялікай літары!

3 декабря 2018 г.

В сегодняшней Березе эти величественные руины — главная историческая реликвия. И напоминают они о некогда знаменитой на всю округу… да что там — о единственной во всем Великом Княжестве Литовском обители картезианцев. Монахи появились тут при подканцлере Казимире Льве Сапеге, который в 1648 году начал в Березе строительство картезианского монастыря, вскоре ставшего средоточием жизни местечка. Не удивительно поэтому, что Березу со временем даже переименовали, сообразно названию обители, в Березу Картузскую, или Картуз-Березу. Кстати, одна из двух железнодорожных станций в районном центре до сих пор называется Березой Картузской. А двойное наименование города исчезло только в 1940 году!


Орден картезианцев был основан святым Бруно Кёльнским. В 1084 году на юге Франции, под Греноблем, в гористой местности Шартрез (по-латински — Cartusiа) он с единомышленниками основал пустынь, получившую позже название Великая Шартреза. Устав картезианцев был чрезвычайно строг, и это делало орден крайне немногочисленным, если не сказать — элитарным. Упадок картезианцев приходится на конец ХVІІІ столетия, когда во время революционных потрясений во Франции была разрушена Великая Шартреза и разграблены ее сокровища. Однако и сегодня монастырь действует, оставаясь верным аскетизму основателя: обитель недоступна для публики.

Судьба Березовского монастыря картезианцев тоже не была безоблачной. Возводили его сорок лет на месте, отмеченном мистическим событием: по преданию, неподалеку от Березы произошло чудесное явление деревянного креста с изображением распятого Христа. По этой причине монастырь и его храм были переданы под небесное покровительство Св. Креста. Костел освятили в 1666 году, в шестой день шестого месяца (июня), — трудно сказать, было ли такое скопление шестерок чистой случайностью, или за этим стоит некий таинственный смысл…


Монастырский комплекс включал в себя, помимо жилых зданий и костела с мощной колокольней, многочисленные хозяйственные постройки, пруды, сад. Все это было обнесено каменной стеной и завораживало своей монументальностью и архитектурной выразительностью. Об удивительно живописном облике этого интереснейшего архитектурно-ландшафтного комплекса мы можем сегодня судить по рисунку второй половины ХІХ века кисти Наполеона Орды да по чудом сохранившимся в архивах обмерным чертежам монастыря, сделанным в 1830-х годах.



Первые серьезные испытания выпали на долю обители во время Северной войны (1700—1721). Амбициозной целью 18-летнего шведского короля Карла ХII в этой военной кампании было, как считают современные исследователи, возобновление древнего пути викингов «из Варяг в Греки», что соединило бы шведскую Ригу с турецким Константинополем (ныне — Истанбулом-Стамбулом) и богатейшими восточными рынками. В осуществлении этой идеи Великой Швеции «северному Александру Македонскому» противостояли: с одной стороны, русский царь Петр I, коему необходим был выход к Балтийскому морю; с другой — союзник Петра I король польский и великий князь литовский Август II Сильный, на свой страх и риск, без согласия магнатов и шляхты Речи Посполитой, ввязавшийся в военную авантюру, которая стоила Беларуси огромных жертв и разрушений, ибо декорацией к театру военных действий стала ее территория.

По уверению некоторых источников, в Березе встретились для беседы Петр І и Август ІІ накануне подхода войск Карла ХІІ. Правда, в летописи монастыря, равно как и в биографии Петра І, эта встреча не значится. Но что достоверно известно, так это то, что в апреле 1706 года под Березой шли бои между шведами и русскими войсками и после осады местечка Карл ХІІ отдыхал в монастыре 18 апреля, истребовав у монахов немалый выкуп за освобождение обители, а затем двинулся по направлению к Пинску и, удивленный необозримыми водными просторами Полесья, задержался там аж на целый месяц…

С падением Речи Посполитой (1795) Береза оказалась в границах Российской империи. После «Листопадовского» восстания 1830—1831 годов царские власти монастырь закрыли — так завершилась почти двухвековая история пребывания картезианцев на белорусской земле. И похоже, в воспоминаниях о них в Березе на этом можно было бы поставить точку. Но! Двигаясь причудливо-извилистой дорогой исторических ассоциаций, мы совершенно неожиданно окажемся сейчас не где-нибудь, а на испанском острове Майорка!..



Зимой 1838/1839 года майоркское общество было немало взволновано, возмущено, шокировано... Экстравагантная пара иностранцев, первоначально появившаяся в столичной Пальме, а затем перебравшаяся в прелестный горный поселок Вальдемоссу, служила предметом бесконечных пересудов. Он, полуполяк-полуфранцуз, 28-летний холостяк с нервно-бледным меланхолическим лицом, обрамленным длинными волнистыми волосами, слыл талантливым композитором и виртуозным пианистом. Она, старше его на шесть лет, уже пережившая бурный брак с бароном Казимиром Дюдеваном, от которого с нею остались дети, — известная в парижских салонах писательница и публицистка, чье пылкое и быстрое перо плодовито умножало год от года все новые тома любовных романов. Каково же было майоркским матронам (да только ли им?) лицезреть женщину по имени Жорж, в мужском платье, с сигарой в зубах и демонстративно грубыми манерами, в обществе молодого человека и ее собственных детей, которые как будто намеренно подчеркивали всю ирреальность этих совершенно немыслимых для добропорядочных сеньор и сеньоров отношений!

По прошествии многих лет майоркцы не без лукавой иронии говорят о том, что эта пара — Фридерик (в польском написании его имени) Шопен и Жорж Санд — и стала по существу первыми настоящими туристами на Майорке, за которыми потянулся неиссякаемый поток последователей, уже едва ли способных сегодня поразить островитян своими нравами. Здесь на многое насмотрелись и теперь многое могут в свою очередь показать заморским гостям. Но почти двести лет тому назад...

Впрочем, время, кажется, остановилось в Вальдемоссе. Все так же прозрачен и чист воздух, настоянный на аромате цветущего миндаля; все так же величественна и неотразима в своей простоте и редкостном архитектурном обаянии знаменитая «Картуха» — Картезианский монастырь, перестроенный монахами в конце ХІV столетия из бывшего королевского дворца и ставший на несколько зимних месяцев приютом для знаменитостей, которым суждено было покинуть этот мир, так и не разобравшись в своих страстях и привязанностях. Пораженные красотой здешних мест, они отдали им должное в своем творчестве. Ведь именно здесь, в Вальдемоссе, родились шопеновские прелюдии и жорж-сандовская акварель в прозе «Зима на Майорке». «Майорка ― это зеленая Гельвеция под небом Калабрии с покоем и тишиной Востока», ― заметит Жорж Санд.



Откровенно говоря, не гладко протекала их жизнь в стенах Картухи, где теперь создана музейная экспозиция в их честь. Та «роковая дружба», как окрестила писательница свои отношения с Шопеном, отбрасывает и доныне неизгладимую, зыбко-романтическую тень на седые камни Вальдемоссы. «Где сокровище ваше, там и сердце ваше» — эти евангельские слова начертаны на доске, закрывающей нишу в одной из колонн костела Св. Креста в Варшаве, где почило сердце Фридерика Шопена. Частица же его сердца (смею думать, основываясь на личных впечатлениях от острова и обители) принадлежит все-таки и неподражаемой Майорке с ее всепокоряющей музыкой, которую рождают здешние горы, сказочные бухты, древние памятники, шепот моря при фосфорическом свете задумчивой луны...

Однако что же общего между белорусской Березой и испанской Вальдемоссой, столь произвольно, казалось бы, соединенных пером автора в этом сюжете? Прежде всего, их роднят картезианцы, чьи монастыри были очевидцами и важных исторических событий, и завораживающего присутствия знаменитых личностей. И пусть судьба этих обителей сложилась так, что одна из них ныне прискорбно лежит в руинах, а другая едва вмещает в себя неубывающий с годами поток туристов, тем не менее обе они дарят неравнодушному человеку незабываемые впечатления, наполняя мертвые камни жизнью, словно по волшебству рождаемой историческими ассоциациями...

Экскурсия "Картезианцы в Березе". Маршрут 1.27: Ружаны — Пружаны — Береза https://viapol.by/corporate/bel-1.27.htm